— …Методы всегда есть, — веско сказал Глеб. — Если вы, Виктор Петрович, человек совестливый, вы отдадите нам Камень Святого Климента в обмен на вашего друга…

— Не пойдет! — желваки Виктора заходили. — Слишком низкая цена! У вас еще двое моих друзей — Игорь Хорунжий и Олег Маломуж. Добавьте их, и тогда размен будет полноценным.

Монахи угрюмо переглянулись.

— Нет у нас твоих друзей, — сказал один из монахов, стоящих за спиной у Сигрид. — Сбежали.

Виктор и шведка оглянулись. Перед ними стоял монах лет сорока с огромной отечностью и гематомой под глазом.

«Узнаю кулак Хорунжего, — подумал Виктор. — Приложится так уж приложится…»

— Ладно! — вслух произнес Виктор, обернувшись к Глебу. — Ваша взяла!

— Лавров, ты что-о-о? — Сигрид удивленно смотрела на украинца.

Стурен молчал, всхлипывая, и смотрел, как уходит то, за что он отдал Лаврову пять миллионов долларов. Но сейчас Густава больше волновала его жизнь.

Виктор вынул камень из черного обсидиана. При этом все присутствующие напряглись, а журналист чувствовал себя как никогда легко.

— А теперь ищите! — выкрикнул он и с силой зашвырнул плинфу далеко за спину, где похожих камней лежало несметное множество.

— Фома, лови! — вскочил и громко выкрикнул Глеб.

Послышался глухой удар и вскрик.

— Поймал?! — громко спросил Глеб.

— Ты смотри! На живца! — весело сказал Виктор.

— Все в порядке! Поймали, — был ответ. — Правда, Фому немного прибили, но камень тут.

— Вот видите, Виктор Петрович. Мы и это предусмотрели, — радостно засмеялся предводитель старообрядцев.

Разочарование Лаврова было огромным. Оказывается, Глеб, предвидя маневр Виктора, заранее выставил далеко в долине двух монахов, чтобы не упустить камень. И это им удалось.

Через несколько секунд камень уже был доставлен из темноты обратно.

— Яков! Ты у нас знаешь греческий! Проверь… — скомандовал старший монах.

Невысокий монах неопределенного возраста, лысый и с пустыми глазами, забросил свое оружие за спину и взял в руки черную плинфу, приложив ее к уху.

— Да ну, не ракушку слушаешь! — возмутился Виктор. — Надо положить на землю и лечь на камень затылком!

Монах сделал то, что посоветовал Лавров. Он лег и закрыл глаза, пролежав пять минут. Вокруг него сгрудились все староверы. Наконец Яков открыл глаза.

— Ну что, слышал что-нибудь? Говорил с ним?

— Вроде да…

— Что он сказал?

— По-моему, дурак…

Монахи рассмеялись и затараторили вразнобой: «Ну, значит действительно о тебе!», «Брат Яков, поздравляю!», «Главное, услышать нужное…»

— Что ж, спаси тебя Господь, брат Виктор! — воскликнул довольный Глеб и добавил своим «братьям»: — По машинам!

— И вам не хворать… — удрученно ответил Виктор под рев заводящихся моторов внедорожников. — Ешьте, не обляпайтесь…

Через пару минут звук моторов стих вдали.

* * *

— Что мне делать? — рыдал Стурен.

Ученый от стыда прятал лицо в ладони, и Виктору опять пришлось заваривать ромашковый чай, который он всегда возил с собой.

— Я наказан за свое малодушие… — всхлипывал Стурен.

Сигрид смотрела на Густава, и он был ей противен. Она любила сильных и благородных мужчин, но канадец не подпадал ни под одну из категорий. «Гнилой здоровяк», — окрестила она ученого про себя.

— А чего ж ты бежал от нас, дурашка? — спокойно спросил Виктор, протягивая Стурену чашку с душистой заваркой.

— Я думал, вы меня убьете… — наивно оправдывался Густав.

— Детский сад…

— Что же теперь делать? — опять начал ныть канадец. — Я же себе никогда этого не прощу. Как мне справиться с собой?

— Может, у него спросишь?

— У кого?

— У Иисуса…

С этими словами Виктор поднял свою камуфлированную куртку, выдернул футболку из брюк сзади и аккуратно вытащил плинфу, которая плотно прилегала к пояснице, удерживаемая брючным ремнем.

— Держи, а то твой камень уже мозоль натер…

— Мой?.. — удивился ученый, глядя то на Камень Святого Климента, то на Виктора.

— А то чей же? Уговор дороже денег. Даже очень больших. А ты заплатил ого сколько… Живой — значит, бери свой камень.

Стурен обнял плинфу двумя руками и прижался к ней, словно к подушке.

— Лавро-о-о-в! Как?! — спросила изумленная Сигрид. — Ты же монахам его отдал!..

— Очень просто. Они сказали камень — камней много. Долина целая рядом. Глупо не использовать такой шанс.

— Но как же этот Яков слышал, что ему камень говорит? — спросила Сигрид.

— Да, как?!

— Ну мало ли, что сумасшедшему может показаться?

…Это была удивительная картина. Африканское плато неподалеку от моря. Ночной костер. И громкий хохот людей у этого костра.

Широкий и могучий Днепр-Борисфен нес свои воды далеко вниз, за пороги, мимо ристалищ, поросших быльем, где тысячу лет назад первые князья Киевской Руси отвоевывали свое право на жизнь. Еще в прошлом веке не закрытый в шлюзы Днепр в половодье разливался до горизонта и поражал воображение гостей древней столицы. Река, напившаяся моря, как говаривали старики. Но пришло время, и левый берег расцвел многоэтажными постройками утопающих в буйной зелени Дарницы, Березняков, Воскресенки, Русановки. И даже дачные Нижние Сады, к которым протянулось метро, были совсем рядом.

…Они были соседями: море, созданное человеком, и древняя река, творение Создателя.

«Как приятно чувствовать себя частью этого большого сложного мира. Пусть песчинкой, но значимой. Есть любимое дело, жизнь, которая удалась, и… слева — Киевское море, справа — Днепр. Черт возьми! Люди! Я люблю этот мир!»

Макс Радуцкий ехал по дамбе на своем черном джипе BMW, возвращаясь с Десны. Он предвкушал, как приедет домой и пожарит шикарную щучку, которую поймал с утра по майскому жору. Она зарумянится и станет нежно-золотистого цвета, шипя и постреливая на натуральном подсолнечном масле, убаюкивая аппетитным запахом толстого объевшегося кота на подоконнике и дразня соседей чудодейственным ароматом… Ай, красота!

…Вдруг дорога вырвалась из-под колес. «Что это? Ведь не пил вчера…» Холодный пот прошиб продюсера. «Рулевое управление кто-то повредил?..» Но нет: рывки бетонной поверхности дамбы имели какой-то ритмичный характер. Она дышала! «Резонанс?…Господи, что это?!» Макс с большим трудом выровнял машину, которую начало кидать то вправо, то влево. «Ну наконец-то», — выдохнул Радуцкий, переехав дамбу. Проехав еще метров триста, он остановился на обочине, вышел из машины и достал смартфон, набирая кого-то.