Вскоре оба отряда встретились на середине озера у громадной проруби, около которой спешившиеся казаки принялись поить лошадей. Надо при этом отметить одну тонкость. Бургонь пишет, что казаки разбивали лёд своими пиками, что совершенно невозможно себе представить, если бы лёд на проруби не был совсем свежим. В ту пору лёд на озёрах достигал 20-25 сантиметров, и пробить его, не имея пил и топоров (чего у казаков точно не было), было совершенно невозможно. Это подтверждают и выдержки из записей самого Бургоня.

«Мы попробовали топориком прорубить лёд, чтобы достать воды для варки супа, но у нас не хватило ни сил, ни терпения».

Но супом, разумеется, они занимались позже, когда, напоив своих лошадей, казаки ускакали и французы смогли безбоязненно выйти на открытое место. Тогда же они стали невольными свидетелями поистине ужасной сцены. В какой-то момент (вскоре после ухода конного отряда), они увидели бегущих по глади озера 3-х солдат французской пехоты, за которыми на рысях гнались три казака. Но, добежав до середины озера, трое пехотинцев разом провалились в воду. Казаки, мчавшиеся за ними во весь опор, увидев это, попробовали остановить разогнавшихся лошадей, но не успели и тоже рухнули в ту же самую прорубь. И сколько ни смотрели Пикар с Бургонем в сторону громадной полыньи, из гибельной ловушки никто из шестерых не выбрался.

Вот здесь у нас и возникают уже два абсолютно законных вопроса. Кто останавливался на бивуаке, где остались мёртвые, но ещё не заваленные снегом лошади? Кто и зачем проделал на середине озера столь громадную прорубь, что в неё могли одновременно свалиться три всадника?

Мне представляется, что ответы на эти вопросы однозначны. Столь большую прорубь, причём на весьма большом удалении от самой деревни, вряд ли стали бы делать деревенские жители. Им это просто не к чему. Все, кто бывал зимой в деревне, знает, что проруби делаются к берегу поближе и размером поменьше. Да, туда, конечно, может провалиться один человек (при известной сноровке), но чтобы там могли утонуть сразу трое, причём сидя на лошадях! Трём всадникам, да одновременно, упасть в маленькую бытовую прорубь не получится ни при каком раскладе! И значит, данная громадная дыра во льду не имела к деревенским водным источникам никакого отношения.

К тому же ещё два странных, но знаменательных фактора вмешиваются в ход наших рассуждений: павшие лошади и слишком тонкий лёд, прикрывающий большую порубь. Сантиметровый лёд образуется при сильном морозе в стоячем водоёме всего за несколько часов, это понятно. Следовательно, толстый лёд был удалён с центра озера только минувшей ночью, и сделали это явно не крестьяне и уж тем более не случайные казаки. К тому же павшие лошади (уже давно ставшие фирменной маркой отступающей французской армии) могли принадлежать только отряду французской армии. И самое главное — именно в этом направлении именно вчера вечером двигался императорский обоз! Получается так, что странную стоянку занимали, причём довольно длительное время, именно сослуживцы наших двух путешественников!

Вы замечаете, что всё как-то само собой складывается таким образом, что Пикар и его приятель Бургонь варили свой незамысловатый суп из конины как раз на берегу того самого озера, в котором накануне был утоплен «2-й золотой обоз». Какие-то иные толкования как-то и не приходят в голову. Закопать груз с двух сотен повозок (так, чтобы не осталось следов) было совершенно нереально. А утопить их можно было только в данном водоёме. Но двое наших французов об этом даже не догадывались, поскольку в тот момент им было не до того. Впрочем, давайте проследим далее за обоими заблудившимися приятелями.

Пообедав, они двинулись в обратном направлении, стремясь как можно скорее встретить своих собратьев по оружию. Но сделать это оказалось не так-то просто. Выйдя из леса на открытое пространство, они очень быстро были замечены двумя казаками, которые двинулись вслед за ними. Пришлось французам вновь углубиться в лес, в котором было очень много снега и бурелома. Но казаки не отставали. Так они шли полчаса, после чего увидели большой снежный вал, который тянулся вправо и терялся в овраге на равнине. Казаки повернули лошадей и направились в овраг, надеясь объехать высокий вал. А Пикар с Бургонем просто перелезли через данный вал и тут же вышли на открытое пространство.

Они одолели примерно полкилометра, когда казаки показались вновь. Произошла перестрелка, в результате которой Пикару (а он в своё время брал призы по стрельбе) удалось подстрелить одного казака, второй же ускакал галопом и скрылся в овраге. Так они стали обладателями лошади, пусть одной, но всё же тягловой силы. Через некоторое время они вышли на незнакомую им лесную дорогу и поехали по ней верхом, поскольку она шла в направлении на северо-запад. Ехали они довольно долго, но не встретили на пути ни одной деревни.

И на большую дорогу они выехали где-то в районе населённого пункта Бобр, раскинувшегося на берегу одноимённой реки. Дорога была совершенно пустынна, и они повернули лошадь на запад, в сторону Крупок (что в принципе было вполне логично). Вскоре наши невольные путешественники миновали Крупки — по-прежнему не наблюдая никаких следов армии. Вокруг стоял вековой лес, и населённых пунктов им не встретилось вновь. Пришпорили лошадь (благо она была крепкой и хорошо откормленной) и доехали до селения Острово-Нача. Таким образом, они покрыли примерно за три с половиной часа расстояние в 20 км. Опустились сумерки, у почтовой станции злобно лаяли собаки, и им стало понятно, что зря так торопились, поскольку армия до этих мест ещё не дошла. Определить это можно было по тем же собакам, которые моментально отлавливались голодными солдатами и съедались.

Переночевав, неразлучная пара старых вояк, прихватив в провожатые местного еврея, назвавшегося Самуилом, вновь пустилась в путь (24 ноября). Возвращаться назад они были вовсе не намерены, поскольку двигаться впереди основной армии было хотя и опасно, но зато более сытно. Шли лесными дорогами, стараясь не вылезать на основной тракт (надо думать, во избежание встречи с казаками). Во время путешествия они слышали далёкий грохот пушек, но не знали, что бой происходил в двух верстах от деревни Батуры. (Я ранее упоминал об этом сражении в главе «Сгинувшие обозы маршала Виктора».) Уже затемно они набрели на одинокую избу, где и заночевали.

Встали по привычке рано в 4 утра и в 5 (25 ноября) уже вышли из дома. Через 7 или 8 вёрст вышли на большую дорогу и далеко на востоке увидели приближающуюся к ним голову французской армейской колонны. Если бы Пикар и Бургонь задержались на этом месте ещё пару часов, то смогли бы воочию наблюдать, как по приказу Наполеона у перекрёстка дорог зарывается очередной громадный клад (более 1200 кг монет). Но они не обладали даром предвидения и при этом, прямо скажем, нерядовом событии не присутствовали. (Но мы-то с вами таким даром обладаем и поэтому обязательно сюда вернёмся.)

Однако они, разумеется, некоторое время ждали приближения колонны. Вскоре из нестройных рядов проходящих мимо сводных полков и поредевших рот вдруг раздался изумлённый возглас:

— Смотрите, как будто бы это Пикар стоит!

— Да, это я, — немедленно отозвался старый гренадёр, — друзья мои! Я самый, и теперь не покину вас до самой смерти!