Вот стрелки произвели заряд, навели оружие и запалили фитили, готовясь по команде дать выстрел. Едва заметив появление орденских аркебузиров, сарацины поспешили ответить тем же. От боевого построения отделилась шеренга янычаров и уверенным шагом двинулась к Биргу, на ходу прилаживая к предплечьям длинные стволы. Полковник Мас стоял на виду, попирая груду мусора — одна рука на бедре, другая на рукояти меча, — и спокойно взирал на приближение неприятеля. Такая невозмутимость со стороны наемного офицера вызывала невольное восхищение.

Врагу дали приблизиться на дистанцию, вполне достаточную для попадания, и тогда полковник рявкнул приказ открыть огонь. Трескучий гром прокатился по строю аркебузиров, дружно пальнувших из укрытия. Из стволов пыхнули хищные жгутики огня, и позицию тут же окутали сизоватые облачка порохового дыма. Было видно, как несколько янычаров под тяжелыми свинцовыми виноградинами опрокинулись навзничь, а в местах промаха взвихрились фонтанчики пыли и раскрошенного камня. Стрелки мгновенно взялись перезаряжать оружие. На мгновение янычары неуверенно приостановились, но тут один из их офицеров вынул ятаган и ободряюще указал им вперед. Наступление продолжилось, однако теперь враг шел уже слегка пригибаясь, думая, наверное, что от этого становится незаметнее. Полковник Мас приказал стрелять произвольно; тут и проявилось, кто из стрелков проворнее и сноровистее других. Завязалось деловитое потрескивание.

На земле лежали уже с дюжину янычаров; кто-то вяло шевелился, иные пытались отползти назад к своим. Когда до позиции христиан оставалось с сотню ярдов, османский офицер скомандовал остановиться и дать ответный залп. Это был его последний приказ: спустя секунду пуля угодила ему в голову, обдав сзади белую феску кровавой кашей. Тело, дернувшись, пластом упало наземь и застыло. Знай наших. Тем не менее его люди продолжили выполнение приказа: установили свои громоздкие аркебузы на тонкие деревянные распорки и обстоятельно прицелились, после чего последовал недружный, но вполне серьезный залп.

Хотя оружие турок било точнее, а получившие хорошую выучку стрелки заряжали быстрее, нахождение на открытой местности делало их более уязвимыми. С бастиона казалось, что на каждого упавшего аркебузира Маса приходилось по меньшей мере трое сраженных врагов. Полковник меж тем неустанно курсировал вдоль строя сзади, подбадривая людей и чудесным образом избегая вражеских попаданий, даром что сарацинские пули взрывали дерн и гравий подчас у самых его ног.

По мере продолжения перестрелки становилось видно, как линия османов подается вперед к бастионам Кастилии и Оверни, а вокруг готовятся к бою их защитники. Изнутри к стене укрепления были приставлены десятки уже заряженных аркебуз — бери и стреляй. Стояли на своих местах обученные заряжать мальчишки-мальтийцы, готовые выполнить то, что на них возложено. Внизу из толщи бастиона грянула пушка, которую подкатили в каземате к амбразуре бойницы; за ней другая, затем третья. Стояли в ожидании копейщики в готовности броситься вперед и не дать врагу взобраться на стены или куртины бастионов. Впереди на укреплении с мрачной удовлетворенностью следил за вражескими приготовлениями Великий магистр.

С пронзительным ревом медных труб османы, многоголосо взорав, двинули через пустошь к бастионам. В рвущейся лавине отчего-то не было заметно янычарских колпаков. Похоже, вражеский военачальник решил приберечь элитные войска и первый штурм возложить на менее ценных сипахов и религиозных фанатиков в белых одеждах. Все это время перестрелка перед главными воротами не смолкала, как будто это было совершенно иное, обособленное сражение. Лишь единожды полковник Мас отвлекся и поглядел на штурмующую орду, после чего возвратился вниманием к бою на своем фронте. С бастиона ла Валетт взирал на приближение врага с холодной отстраненностью, передавая это же состояние своим ближайшим офицерам.

Несколькими днями ранее защитники уже вбили колья для отмера дистанции, и стоило туркам поравняться с дальними подступами, как башенные орудия с оглушительным грохотом повели огонь — казалось, грома не выдержит сам воздух. Камень под ногами ощутимо содрогался, саднило уши. Над укреплениями всходили синеватые облака дыма, который, попадая в горло, вызывал удушливый кашель. Когда дым более-менее развеялся, стало видно, что посланная орудиями крупная картечь пробила во вражеских рядах обширные бреши, выкашивая кровавыми грудами по десятку-полутора человек кряду. Турки, впрочем, не замедлили хода и перли вперед, перемахивая через павших друзей на пути к контрэскарпу[51]оборонительного рва перед бастионами и соединяющим их участком стены. Когда орда неприятеля миновала вторую линию кольев, открыли огонь аркебузиры, добавляя к картечи орудий еще и свои выстрелы. Под напором дымного пламени от укреплений османские ряды существенно поредели. Но враг все лез, перескакивая через павших и вопя боевые кличи. Колыхались складки белых одежд.

— Бог ты мой, — не веря глазам, произнес Томас, — они не ведают страха.

Первые ряды неприятеля, добравшись до контрэскарпа, соскальзывали или слезали под крутым углом в ров перед стеной. С обоих бастионов ударили пушки, нацеленные так, чтобы бить по рву продольным огнем. Крупная картечь сшибала сарацин при попытке влезть на крутой откос к подножию стены. Лестниц у штурмующих было всего ничего: редкостная глупость — идти на приступ, не изготовив их в достаточном количестве. Угол огня был теперь таким, что защитники выбирались на стену и, изогнувшись, стреляли вниз.

— Прикажите этим глупцам слезть, пока их не застрелили, — бросил ла Валетт.

Выполнять приказ бросился Стокли, на бегу выкрикивая распоряжение Великого магистра. Рассудка подчиниться хватило немногим. У большинства так разыгралась кровь, что они продолжали стрелять вниз и торопливо подавали аркебузы назад для перезарядки. Но вот одного из защитников ударила сарацинская пуля. Крупно вздрогнув, он покачнулся на парапете, после чего, утратив равновесие, кувырнулся со стены в ров. Прежде чем до солдат дошло, какой опасности они себя подвергают, следом упал еще один; тогда защитники поспешили укрыться за зубцами стены. Оттуда они начали перебрасывать наружу большие камни; в этом им помогали мальчишки, что перезаряжали оружие. Град метательных снарядов, валясь на неприятеля, раскалывал черепа и крушил кости.

Приставить к стене удалось лишь одну лестницу. Когда турки начали взбираться по ней на укрепления, стало видно, как в одной из амбразур соседнего бастиона поменяла угол прицела пушка, жерло которой спустя мгновение изрыгнуло огонь и исчезло за дымным облаком, а лестница разлетелась в граде деревянных осколков и людской плоти. Это оказалось поворотным моментом. Сарацины во рву на секунду оторопело застыли, но вот уже первые из них повернули вспять, их примеру последовали другие, а вскоре отчаянная жажда спасения от верной гибели пронеслась по рву подобием вихря. Не прошло и минуты, как штурм захлебнулся и турки начали стремительно откатываться на свои исходные позиции, подальше от безжалостного обстрела. Защитники с победной яростью кричали им вслед, свистя и улюлюкая, а некоторые в запале продолжали стрелять до той поры, пока последний сарацин не вышел из зоны обстрела. Когда захлебнулся основной штурм, прекратил бой и отряд янычаров, существенно поредевший в перестрелке с людьми полковника Маса. Взвалив на плечи подпорки и аркебузы, турки повернулись и поспешно зашагали прочь. Кое-кто из солдат Маса побросал оружие и, торопливо выхватив нож, припустил за янычарами. Лишь властный окрик командира заставил их остановиться и неохотно повернуть назад. Наконец аркебузиры сомкнули строй и пошагали обратно, через подъемный мост пройдя в главные крепостные ворота Биргу.