произнес Дима, — как-то на днях ты мне рассказал, вернее вскользь упомянул о какой-то своей “крыше”.

– “Крыша” — не то слово, — поморщился Сергей. — От него уголовщиной попахивает, хотя по смыслу вроде близко. Слышал когда-нибудь о таком народном избраннике как Лузгин?

Дима вытолкнул вверх идеально ровное колечко дыма.

— Нет. Депутатов сейчас как грязи.

— Так вот, — Боков отобрал у Молохова сигарету, затушил и выкинул ее в мусорник. — Это и есть моя “крыша”. Поскольку господин Лузгин не собирается довольствоваться депутатским окладом, он и помогает мне бороться с преступностью на данном этапе нашей с ним карьеры.

— Не вижу связи, — Дима подошел к плите и приподнял крышку с кастрюли. Оттуда вырвался пар. После обеда с Эскулапом прошло почти шесть часов, и голод вновь давал о себе знать, пиная стенки молоховского желудка.

— Связь есть, — меланхолично пожевывая спичку сказал Сергей. Уже несколько недель он боролся с курением, но вспоминал об этом только тогда, когда кто-то начинал дымить в его присутствии. — Хороший артист должен тщательно подготовить свой выход на большую политическую арену. А Лузгин артист хороший, поэтому к предвыборной кампании готовится уже сейчас, когда никто о нем, собственно, и не знает.

— О, я и не знал, что будущность президентского кресла зависит сейчас от того, будет ли защищен Сергей Михайлыч Боков.

— Не ерничай. Бокову Сергей Михалычу, абсолютно наплевать на далеко идущие депутатские планы. Важно то, что Лузгин готов сейчас ради этого идти по головам.

— По чьим?

— Вот, — Боков заерзал на табуретке. — По чьим… Он хочет идти по крупным уголовным головам. Это будет козырь его предвыборной суеты. Он, конечно, на такое не решился бы, но за ним стоят весьма серьезные люди, которые давно завязали и теперь с помощью Лузгина хотят дорваться до власти и воровать уже законным путем. Ну и попутно по дороге к вершине они сдадут ему, а значит мне несколько своих заклятых друзей. Понял теперь?

— Никогда не думал, Серега, — серьезно сказал Молохов, — что ты будешь помогать ворам, пусть бывшим, добираться до руля.

— А хрен с ними, — отмахнулся Боков. — Хорошо зная человеческую натуру, я не колебался ни секунды, когда шел на контакт с Лузгиным. А натура человеческая такова, что, когда кому-нибудь предоставляется возможность ткнуться носом в государственную кормушку, во-первых, он начинает так поспешно и громко жевать, что перестает слышать и голос своих избирателей, и голос совести. Ну а во-вторых, во время предвыборной гонки очередному кандидату падает в карманы столько грязных денег, что в финале он оказывается в них по уши. И тут то наступает время раздавать долги. Сам понимаешь, что в таких условиях желание бороться за светлое, доброе, вечное пропадает и начинается банальный сбор денежных средств. И инстинкт самосохранения подсказывает, что президент, это ведь только для толпы — полновластный хозяин, а для настоящих хозяев жизни — просто марионетка, у которой всегда можно обрезать веревочки.

— Может ты и прав, но зачем этому помогать?

— Когда я говорил о заклятых друзьях, Димочка, я имел в виду очень крупную уголовную братию. Это как раз те трижды проклятые шеи, на которые мне так и не дали до сих пор надеть петлю. А с помощью Лузгина и тех, кто за ним, я наконец-то смогу отправить их или на тот свет, или за решетку до конца дней.

— Ты становишься, по-моему, просто участником воровской разборки, — покачал головой Молохов.

— Пусть так, — Боков хлопнул увесистой ладонью по столу. — В разборках, если только они не затрагивают мирных граждан, я вижу только положительные черты. Пускай братва режет друг друга, нам работы меньше. А вот еще одно соображение и покончим с этим разговором. Как я уже говорил, дорвавшись до власти воровать станет любой, так пусть он хоть на пути к вершине сделает что-нибудь полезное.

— И что потом?

— Потом? — Боков улыбнулся. — Потом появится новый Лузгин. И еще несколько могил и камер получат своих законных постояльцев.

— И как, — задумчиво сказал Дима, — уже что-нибудь вы с ним наворотили?

— Есть кое-что, — уклончиво ответил Сергей. — Но Лузгин зациклился на идее, что ему нужно очень крупное дело. Которое способно вызвать грандиозный скандал. Поэтому, я сейчас усиленно ищу свою самую крупную занозу. Беда в том, что крупных стало что-то очень много и встала проблема выбора.

— В таком случае, — усмехнулся Молохов. — Моя заноза не пригодится? Она тоже не слабая.

— Твоя? — Боков поднял бровь. — Надеюсь не газетной уткой ты собираешься меня потчевать?

— Я вообще-то не считаю себя способным на такие шутки…

— Ты попал в какой-то переплет, — вдруг заявил Боков.

— С чего ты взял? — скривился Дима. Временами Серега доставал его этакими шерлокхолмсовскими штучками.

— У тебя типичный взгляд затравленного зверя. Все настолько плохо?

— Бывало и лучше, — кивнул Молохов, нерешительно помялся, но все же продолжил, — У меня тут в квартире завелся старичок один…

* * *

— Все идет как надо. Твое дело выполнять, что говорю.

— Ладно, ладно. Хотя мне и не понравился тот последний приказ людям Тролля, который ты отдал.

— Что я слышу? Отрыжка совести? Уже забыл, как он нацелил на тебя ствол? Какое тебе дело до этого папарацци. Молохова надо было воодушевить на борьбу и быстро. Ну или сломать. Если сломался, то будет делать то, что скажем, ну а если воодушевился, то поскачет к Бокову, что нам и нужно. Скоро “Капелла” вновь даст о себе знать и к тому моменту нам нужно быть во всеоружии.

— С чего вдруг такая уверенность?

— Ведьмы нашептали.

— Ну ладно, ладно. Еще вопрос, папаша. Козыряю бестактностью. Не жалко было сына на тот свет отправлять? Я, конечно, выполнил, что ты велел, но не понимаю…

— Он стал проявлять излишнюю чувствительность по отношению к этой девке. Не стоит примешивать чувства туда, где они неуместны.

— Да я понимаю. Но сын все-таки.

— Сын? Ну-ну…