Геллишомар чувствовал себя в великом долгу перед Корпусом Мониторов и персоналом госпиталя за то, что он жив и здоров. Он был благодарен единственному работающему в госпитале тарланину, которому удалось разговорить его и в конце концов убедить дать согласие на операцию. Он чувствовал, что в долгу и перед другими гроалтеррийцами, вот только оба этих долга ему было не суждено оплатить. Федерация не могла обрести полного контакта с гроалтеррийцами по вышеуказанным причинам, а Лиорен не мог получить ответа на два волновавших его вопроса.

Во время всех своих бесед с пациентами Лиорен никогда не позволял себе как-то влиять на их религиозные убеждения, какими бы нелепыми и смешными они ему ни представлялись. Он отказался вмешиваться в чужие верования, хотя теперь уже и сам не верил, что ни во что не верует. В создавшихся обстоятельствах такое поведение Лиорена с этической стороны выглядело безупречно, и Геллишомар тоже не мог повести себя иначе. Он не мог сообщить своему другу-тарланину тонкостей продвинутой гроалтеррийской философской системы и азов тамошнего богословия, не мог сказать ему, во что ему следует верить. Отвечать на второй вопрос Геллишомару и нужды не было, потому что Лиорен собирался принять решение самостоятельно, предпринять нечто, совершенно противоречащее его природе.

Лиорен был обескуражен тем, как плотно протекало его телепатическое общение с Геллишомаром, и тем, что ответы поступали еще тогда, когда он не успевал толком сформулировать вопрос.

«Мне совестно напоминать тебе, что ты мне кое-что должен, – думал Лиорен, – и просить об уплате хоть малой части этого долга. Когда ты касаешься моего разума, я ощущаю безграничность знаний, какую-то неописуемую светлую область, но ты ее от меня скрываешь. Если бы ты наставил меня, я бы уверовал. Почему ты, кто знает так много, не скажешь мне правду о Боге?»

«Ты и сам знаешь о нем достаточно много, – отвечал ему мысленно Геллишомар. – Этими знаниями ты пользовался, когда утешал многих существ, включая и меня – несчастного, страдающего бывшего меня. Но до сих пор ты не готов уверовать. Я уже ответил на твой вопрос».

«Тогда я повторю старый вопрос, – ответил Лиорен. – Есть ли для меня хоть какая-то надежда обрести успокоение и избавиться от мук совести, терзающих меня после катастрофы на Кромзаге? То решение, к которому я так долго и мучительно шел, заставит меня прибегнуть к поведению, постыдному для тарланина моего былого ранга, но это не имеет значения. Я могу и погибнуть. Я хочу только спросить: верно ли принятое мною решение?»

«Неужели воспоминания о Кромзаге не отпускают тебя ни на минуту, – спросил Геллишомар, – и для того, чтобы освободиться от них, ты готов лишить себя жизни?»

«Нет, – решительно отозвался Лиорен и сам поразился собственной пылкости. – Но это – из-за того, что в последнее время мне приходилось думать о множестве разных других вещей. Смерть не порадовала бы меня, особенно если бы она наступила в результате несчастного случая или из-за того, что я приму глупое решение».

"И все же ты веришь, что это решение сопряжено с высоким риском для твоей жизни, – сказал Геллишомар, – а я не вижу никаких признаков того, что ты готов передумать. Я не скажу тебе ничего о твоем решении – не скажу, верное оно, неверное или глупое и что за ним может воспоследовать. Я только напомню тебе, что в нашем существовании нет места случайностям.

Одно-единственное дело я сделаю для тебя, – продолжал Геллишомар. – Но я ни в коей мере не повлияю на твои будущие действия. Поскольку ты уже принял решение, я предлагаю тебе отбросить сомнения и безотлагательно приступать к выполнению намеченного плана".

Лиорен не сразу сумел окунуться в привычную рабочую среду, где разговоры велись с помощью неуклюжих фраз, значение которых поначалу казалось ему туманным. О'Мара закончил наконец перечисление недостатков своего практиканта. Конвей оскалился и напомнил Главному психологу, что вряд ли во всем госпитале найдется хоть один сотрудник, которого бы О'Мара когда-либо похвалил. В особенности редко, по словам Конвея, О'Мара расточал похвалы диагностам. Лиорену показалось, что все в палате смотрят на него с ожиданием и пытаются подобраться к нему поближе.

– Пациент чувствует себя хорошо, – торопливо проговорил Лиорен. – Он не испытывает никаких отрицательных ощущений и говорит о том, что его мыслительные процессы протекают все продуктивнее. Он хочет прибегнуть к помощи открытого канала, чтобы поблагодарить каждого здесь присутствующего лично.

Все были слишком взволнованны и рады, чтобы заметить, как тарланин ушел. А Лиорен продумал для себя самый короткий путь к палате кромзагарцев и пытался выбросить из головы все лишние мысли.

Он уже успел свериться с графиком работы персонала и установить, что в палате сейчас работают только две медсестры. Да это и понятно, ведь в палате лежат пациенты, полностью выздоровевшие и находящиеся под наблюдением перед выпиской. Вот только наличие охранника в форме Корпуса Мониторов как-то выбивалось из общепринятой картины.

Охранник оказался землянином-ДБДГ. У него было по паре рук и ног, и ростом он почти вдвое уступал Лиорену. Вооружен он был только парализатором, а парализатор мог обездвижить, но не убить.

– Лиорен, Отделение Психологии, – быстро представился тарланин. – Я здесь для того, чтобы опросить пациентов.

– А я здесь для того, чтобы не пускать вас в палату, – заявил охранник. – Майор О'Мара сказал, что вы, вероятно, попытаетесь проникнуть к пациентам-кромзагарцам и что в целях вашей же безопасности вход в палату вам должен быть воспрещен. Прошу вас, немедленно уходите, сэр.

Охранник выказывал участие и уважение к прежнему высокому рангу Лиорена, но никакая доброта, никакое сочувствие не смогли бы заставить его нарушить приказ. С одной стороны, О'Мара достаточно неплохо знал тарланскую психологию, чтобы понимать, что Лиорен не станет пытаться уйти от справедливого наказания путем самоубийства. Вероятно, Главный психолог на всякий случай решил перестраховаться – а вдруг один, отдельно взятый тарланин все же пошлет куда подальше свой моральный кодекс?

«Да, – подумал Лиорен, – это непредвиденное препятствие. Или все же предвиденное?»

– Рад, что вам понятна моя точка зрения, – добавил охранник. – Всего хорошего, сэр.

Через несколько секунд он потопал ногами и совершенно неожиданно, как бы для того, чтобы немного размяться, зашагал по коридору. Если бы Лиорен не отскочил в сторону, охранник бы напоролся на него.

«Спасибо тебе, Геллишомар», – подумал Лиорен и вошел в палату.

Палата представляла собой длинное помещение с высоким потолком. Кровати стояли вдоль стен. Посередине наподобие острова со стеклянными стенками возвышался сестринский пост. Техники-эксплуатационники воспроизвели в палате грязно-желтый свет кромзагарского солнца, загородили выступы в стенах растениями-эндемиками и увешали все вокруг картинами. Растения смотрелись вполне реально. Пациенты сидели или стояли небольшими группами около четырех кроватей. Несколько кромзагарцев собрались у экрана монитора. Специалист Корпуса Мониторов по Культурным Контактам растолковывал им, каковы долгосрочные планы Федерации по восстановлению техники на Кромзаге и реабилитации самих кромзагарцев. Одна из медсестер-орлигианок говорила с кем-то по переговорному устройству, другая, покачивая головой из стороны в сторону, рассеянно смотрела вдаль. Они явно не заметили Лиорена. Ведь медсестры были уверены, что за дверью стоит охранник, поэтому в некотором роде были слепы.