– На фиг она мне нужна? – изумилсяпроводник, старательно удерживая башню из пластиковых упаковок с макаронамимгновенного приготовления.

– Прекратите грубить! Забирайтепассажира. Вы обязаны это сделать.

– Только на ходу, – заявил вдругдядька, – не на стоянке.

Я онемела от возмущения, потом топнула ногой.

– Хотите сказать, что в шестой вагон людивскакивают во время движения? Знаете, я встречала хамов, но вы уникальныйвариант. Неужели не видите, что перед вами очень пожилая женщина! Шутник фигов!

– Сама идиотка, – беззлобно ответилпроводник. – Мы вагон-ресторан!

Я заморгала.

– Но тут номер! Шестой!

– Точно, но не вагона, аресторана, – пустился в объяснения повар, – мы шестые по пищеблокам.Пятый, например, прицепили к Морску, четвертый ушел на…

– Где шестой вагон? – взвылая. – Не с кастрюлями, а с полками?

– Не знаю, – меланхолично ответилкулинар и уронил коробку с лапшой.

Я наклонилась, подняла невесомый лоточек ивнезапно удивилась еще больше:

– Зачем вам малоаппетитная лапша? Ведь выслужите в вагоне-ресторане.

– Че, я похож на самоубийцу? –заржал повар. – Чтоб я тут ел? Да никогда!

Я схватила старушку за локоть.

– Олимпиада Тимофеевна!

– Да, милая? – ласково заулыбаласьбабуля.

– Если захотите пообедать, ни в коемслучае не ходите в местный трактир на колесах!

– О, в поезде можно кофе попить? –обрадовалась старушка. – Великолепная идея.

Тяжело дыша, я доставила Олимпиаду назад кштабному вагону и завизжала:

– Сергей!

– Опять вы? – изумилсябригадир. – Что на сей раз?

– Отправление поезда две тысячи сто черезпять минут, – ожило радио, – провожающих просят освободить вагоны.Поезд номер двенадцать отходит через десять минут.

Я потрясла головой. Если составы сдвоили, токак они могут стартовать в разное время? Но не в этом проблема.

– Где шестой вагон?

– Ну там, – неопределенно махнулрукой бригадир, – в конце. Дайте билет!

Я протянула ему розовую бумажку.

– Ерунда какая-то, – почесал взатылке юноша. – Место номер сто шестьдесят четыре… Вечно в кассенапутают! Ладно, иди туда. Через три вагона твой.

Я оглянулась, бабушка исчезла.

– Олимпиада Тимофеевна, – в ужасезаорала я, – вы где? Ау!

Никто из снующих по перрону людей не обратилвнимания на мой истошный крик, царящая вокруг неразбериха напоминала ад.Впрочем, думаю, у чертей больше порядка, чем на вокзале. Толпы потных людейтащили в разные стороны багаж, плакали дети, матерились мужики, ругалисьженщины. На общем фоне легко можно было вычислить сотрудников МПС – онисохраняли пофигистский вид и и невозмутимое молчание. Зато радио надрывалось пополной программе:

– Граждане провожающие! Поезд бр-бр-бр-бротправляется с хр-мр пути. Счастливой вам дороги!

Состав, около которого в почти обморочномсостоянии находилась я, дернулся и лихо покатил вперед, мои глаза закрылись.Все, можно прощаться с жизнью. Я не сумела посадить в вагон ОлимпиадуТимофеевну, потеряла старуху, навряд ли ее невестка теперь отдаст Кирюше четки…

– Очень вкусное мороженое, –затараторило рядом знакомое контральто, – я взяла и вам тоже.

Я приподняла одно веко. Вот она, милаябабушка, улыбается и протягивает мне пломбир.

– Олимпиада Тимофеевна! Душенька! Куда вызапропастились? – старательно сохраняя спокойствие, спросила я.

– За рожком отлучилась вон к томукиоску, – мирно сообщила пенсионерка.

– Что же нам теперь делать? –риторически поинтересовалась я.

– Случилась неприятность? –испугалась Олимпиада.

– Дела идут отлично. Вы не помнитетелефон вашего сына?

– Ленечка в Тибете, – разумноответила бабуля, – в монастыре, там звонки запрещены.

– Хорошо. А где невестка?

– Кларочка? Так в родильном доме, –вновь продемонстрировала ясную память Березняк.

– Алиса когда придет домой? –цеплялась я за последнюю надежду.

Олимпиада засмеялась.

– Ангел мой! Кларочка великолепная мать.Леня уже полтора года безвылазно в монастыре, а невестке скоро рожать. Вот онавсе и предусмотрела – дочку Алисочку отослала к своей матери в Ижевск, а менявот тоже вон из Москвы. Понимаете, боюсь я одна оставаться. Днем еще ничего, аночью страшно, совершенно не сплю. Кларочка две недели в клинике проведет, воти решила меня малой скоростью к своей сестре отправить, как кошку напередержку. Ха-ха-ха! А где наш самолет? Скоро взлетим? Вы не представляете,как я внука жду! Надеюсь, у Кларочки родится мальчик.

Моя голова пошла кругом. Олимпиада явнопребывает в маразме, теперь мне это ясно. Понятно и другое: старуху невозможнооставить одну дома. Поезд мы упустили. Однако Клара хороша! Муж полтора годакукует в Тибете, а супруга собралась рожать. Простите, от кого? Или монахиотпускали Леонида на побывку? Ладно, это не мое дело. Но как же теперьпоступить?

– Это Брыльск? – вдруг обрадоваласьОлимпиада. – Как мы быстро добрались! Вот вам и компьютерные технологии,зря их ругают. Я моргнуть не успела.

– Пошли, – приказала я.

В конце концов, у нас дома живут Эльза, Руди,кенгуру и Степаныч, Олимпиада Тимофеевна компании не испортит. Пока оставлюбабушку на попечение кого-нибудь из гостей, а Кирюша пусть решает, что с нейделать. Кто заварил кашу, тот ее пусть и расхлебывает. Лично мне уже никакогодомика не хочется!

Дверь нашей квартиры открыл Степаныч.

– Никаких происшествий с личным составомне произошло! – отрапортовал он. – Эльза и Руди на работе, Кириллприедет через час. Номер четвертый, мопс Капа, исчез. Но группа собак помещениене покидала, мопс Капа находится в квартире. Осуществляю локальные поиски. Запобег накину срок.

– Это Олимпиада Тимофеевна, –представила я спутницу. – Степаныч, возьми ее на довольствие. Она, того,очень хорошая.