– Поп, поп, пип, – тихонько бормотала она нараспев. – Пип, пип, поп.

Улыбка Малкома стала еще шире. Кивком он указал на девочку:

– Какая интересная игра!

Глаза Натали насмешливо сверкнули:

– О да. Ей суждено в скором времени штурмом взять все великосветские гостиные.

– Как она называется?

– По-моему, она известна под названием «Пип-поп».

Плечи Малкома затряслись в беззвучном смехе. Сара взглянула на Натали.

– Теперь твоя очередь, – заявила она, победно улыбаясь.

– Ага, – согласилась Натали. – На чем же я остановилась?

Они продолжили свою странную игру, а за окошком покачивающейся кареты день медленно сменялся вечером. Наступили сумерки. Малком так и не понял правил игры, и у него создалось впечатление, что Натали их тоже не понимала. Она послушно позволяла Саре играть первую скрипку, а когда девочка ее поправляла, не возражая, делала так, как она ей говорила. В конце концов малышка устала от игры и прекратила ее, объявив, что она закончилась вничью. Зевнув, она нырнула под руку своей новой маме и свернулась калачиком на сиденье, готовясь вздремнуть. Натали сняла с Сары шляпку, пригладила ей волосы и откинулась на спинку, чтобы девочке было удобнее. Они уютно прижались друг к другу.

Как только Сара закрыла глаза, Натали посмотрела на Малкома. В приглушенном вечернем свете ее полосатый костюм приобрел лиловый оттенок. Склонив голову набок, она, слегка улыбнувшись, заметила:

– Ты все время смотришь на меня.

– Мне нравится на тебя смотреть.

Глаза Натали удивленно расширились. Она прикусила губу, и на лице ее проступило удовольствие и в то же время смущение.

– Я рада, – помолчав, сказала она.

Малком откинулся на подушки и поерзал, устраиваясь поудобнее. Сара к этому времени уже крепко спала. В карете царил полумрак и стояла тишина, нарушаемая лишь стуком колес да поскрипыванием рессор. Малкому показалось, что в этой интимной атмосфере они с Натали стали как будто ближе друг другу, и в то же время между ними осталось нечто недосказанное, и он решил это исправить.

– Ты и в самом деле считаешь, что я изменил наши планы только из-за собственной прихоти? – тихо, чтобы не разбудить Сару, спросил он.

Натали удивленно вскинула брови: – А разве не так? Малком криво усмехнулся:

– Ты слишком долго жила в одном доме с Гектором, Натали. Нет, не так.

Несколько секунд Натали молчала, видимо, размышляя над его словами, после чего проговорила:

– Но я видела, что ты сердишься на меня. После того как я вернулась из… похода по магазинам.

– Да, я и в самом деле на тебя рассердился, – признался Малком. – Я проснулся, а тебя нет рядом. И ты отсутствовала несколько часов. Я места себе не находил от волнения. Почему ты не попросила прислугу передать мне, куда ты отправилась?

Натали отвела от него взгляд и уставилась в окно на темнеющий вдали пейзаж.

– Прости. Обо мне уже столько лет никто не беспокоился. В будущем постараюсь вести себя по-другому.

– И Сара – тоже, – сухо заметил Малком. Натали виновато взглянула на него:

– Да. Я поступила нехорошо.

– Ты считаешь, что я способен на жестокость?

– Ну что ты, конечно, нет, – поспешно возразила она.

– И тем не менее, – назидательным тоном заговорил Малком, – ты решила, что я готов был сорвать на тебе зло? Увезти тебя из Лондона только для того, чтобы наказать или напомнить, кто в семье главный?

Натали глубоко вздохнула:

– Может быть, ты прав, и я в самом деле слишком долго жила с Гектором. Но мне кажется, любой на моем месте пришел бы к выводу, что ты действовал под влиянием порыва. Почему ты так внезапно изменил наши планы? Почему увез нас из Лондона, хотя мы пробыли здесь всего два дня? Я не знаю, что и думать.

Можно ли сказать ей правду? И если не всю, то какую ее часть? Малком почувствовал, как мышцы его напряглись, словно предупреждая: «Осторожно, ты ступаешь на опасную территорию, ошибка может обойтись тебе очень дорого». Ему еще никогда не приходилось ухаживать за женщиной, как это принято в свете, так что ошибок не избежать. Но нужно же когда-то начинать.

Он пристально взглянул на нее, моля Бога, чтобы она поняла.

– Пока ты отсутствовала и я не знал, где ты находишься, – медленно произнес он, – я понял кое-что важное.

Натали смотрела на мужа, боясь вздохнуть, а потом тихо спросила:

– И что же ты понял?

– Что больше всего на свете я хочу быть рядом с тобой. А Лондон никуда не денется.

Она облегченно перевела дыхание и тихо рассмеялась:

– Ты мог бы провести время рядом со мной и в Лондоне.

Малком покачал головой и криво улыбнулся:

– Но не так, как мне хотелось бы. Таскаться с тобой по магазинам или болтать с незнакомыми людьми? Нет уж, уволь! Мне пришлось ехать в Лондон, чтобы получить специальное разрешение на брак. Что ж, дело сделано, я женился на тебе и теперь хочу, чтобы ты всегда была дома.

– Малком! – Фыркнув, Натали озабоченно взглянула на Сару, но девочка по-прежнему крепко спала. Она перевела взгляд на мужа. В глазах ее плясали веселые чертики. – Значит, я была права. Вы и в самом деле вели себя скверно, сэр. Да вы самый настоящий деспот! «Хочу, чтобы ты была дома»… Ну и ну!

Малком подался вперед, опершись локтями о колени.

– Хочешь, мы приедем в Лондон, когда начнется сезон? Ты же никогда на нем не была. Вернемся в столицу в апреле и останемся до лета. Моя родственница представит тебя всем великосветским сплетницам, занимающим высокое положение в обществе, и они окажут тебе королевский прием. Мы с тобой посетим все балы и вечера.

Натали поджала губы, делая вид, что напряженно размышляет.

– Гм… Даже не знаю. Наверное, это очень утомительно.

– Так оно и есть, – согласился Малком.

– И денег уйдет масса.

– Тоже верно. Но зато как приятно, когда на тебя обращает внимание весь лондонский свет!

Натали весело рассмеялась:

– Да я с ума сойду от страха! Мне придется так многому учиться. Я никогда не вела подобного образа жизни. – Спохватившись, она прикусила губу и уже совершенно другим тоном договорила: – Но конечно, Малком, мы сделаем так, как ты хочешь. Я не сомневаюсь, что великолепно проведу время.

Да что она такое говорит? Малком недоуменно вскинул брови.

– Натали, дурочка ты эдакая, пойми, мне хочется доставить тебе удовольствие.

Она покачала головой, сердясь на себя.

– Мне не следовало высказывать свое мнение, особенно о тех вещах, в которых я ничего не смыслю. Я болтала чепуху.