— А она и не жена мне, она жена другого, разве что не по имени и не по закону. Разговор с ней навел меня на мысль, что для ее блага мне следует полностью порвать законные узы, связывающие нас. Мне думается, я смогу это сделать сейчас, после того, как она побывала у меня и отказалась остаться, даже когда я сказал, что прощаю ее. Мне кажется, это облегчит дело развода, хоть я и не сразу это сообразил. Что толку держать ее на привязи, раз она мне уже не принадлежит? Я знаю, я абсолютно уверен в том, что она воспримет такой шаг как величайшее благодеяние. Потому что если она сочувствует мне, жалеет и даже оплакивает меня как близкого человека, как муж я ей невыносим и даже противен — именно противен, не будем стесняться в выражениях, — а стало быть, у меня остается лишь один достойный мужчины милосердный выход — завершить то, что я начал. К тому же и с практической точки зрения ей лучше быть независимой. Я безнадежно погубил свою карьеру, поступив так, как мне казалось лучше для нас обоих, хотя она об этом не знает; теперь у меня впереди жестокая нужда, — до самой могилы — так как в учителя меня больше не возьмут. Лишившись права учительствовать, я, вероятно, весь остаток моих дней буду вынужден добывать себе хлеб тяжким трудом, и одному это будет легче. Могу еще добавить, что на мое решение повлияло известие о том, что Фаули тоже разводится.

— О-о, значит, у него тоже есть супруга? Любопытная парочка, нечего сказать!

— Мм… Меня не интересует мое мнение по этому вопросу. Скажу только, что развод не принесет Сью вреда и откроет ей возможность счастья, о котором она до сих пор не мечтала; Они ведь смогут тогда пожениться. Это им следовало сделать с самого начала.

Джиллингем помедлил с ответом.

— Едва ли я соглашусь с твоими обоснованиями, — мягко проговорил он, так как привык уважать чужие взгляды, даже если их не разделял. — Но решение твое считаю правильным; если только ты сможешь его осуществить, в чем я сильно сомневаюсь

Эфирная часть твоего существа и все смешавшиеся в тебе огненные части по природе своей имеют тяготение ввысь, но, покорясь законам вселенной, связаны здесь в сложной массе тела.

М. Антонин (Лонг)

Насколько справедливы были сомнения Джиллингема, выяснится незамедлительно, как только, опустив целый ряд скучных месяцев и эпизодов, прошедших со времени событий, описанных в предыдущей главе, мы остановимся на одном воскресном дне в феврале следующего года.

Сью и Джуд жили в Олдбрикхеме все в тех же отношениях, которые установились между ними в том году, когда Сью покинула Шестон и приехала к нему. Доходившие до них известия о том, как подвигаются в суде их бракоразводные дела, были или глухими отзвуками молвы, или редкими и малопонятными официальными сообщениями.

В этот день они, как обычно, сидели за завтраком в маленьком домике, на котором была дощечка с именем Джуда: он снимал его за пятнадцать фунтов в год, не считая трех фунтов десяти шиллингов налога, и обставил громоздкой ветхой мебелью своей бабки, хотя перевозка вещей из Мэригрин обошлась ему почти во столько же, сколько стоил весь этот хлам. Сью занималась домашними делами и вела хозяйство.

Когда Джуд вошел утром в столовую, Сью показала ему только что полученное письмо.

— Что там? — спросил он, целуя ее.

— Нам сообщают, что постановление суда по делу Филотсона против Филотсон и Фаули, вынесенное шесть месяцев назад, вступило в силу.

— А! — сказал Джуд, садясь за стол.

Подобное же заключение по делу Джуда против Арабеллы было получено около двух месяцев назад. Оба процесса были настолько непримечательны, что в газете о них упоминалось лишь в длинном списке других необжалованных решений.

— Ну, Сью, уж теперь-то ты вольна поступать по своему усмотрению, — сказал Джуд, пытливо глядя на свою подругу.

— Значит, мы оба, и ты и я, совершенно свободны, как будто вовсе и не состояли в браке?

— Ну разумеется, хотя, быть может, и найдется священник, который не пожелает вторично венчать тебя и передаст это дело другому.

— А так уж ты уверен, что мы действительно свободны? Я понимаю это умом, но у меня какое-то неловкое чувство, будто я получила свободу под фальшивым предлогом.

— Как так?

— Да ведь постановление о разводе не состоялось бы, если бы судьи знали о нас всю правду. Мы не защищались в суде, ввели их в заблуждение, так можно ли считать мою свободу законной, хоть я и заслуживаю ее?

— Ты сама виновата, что она досталась тебе под фальшивым предлогом! — лукаво заметил Джуд.

— Перестань сейчас же, Джуд! Нельзя быть таким злопамятным. Принимай меня такой, какая я есть.

— Хорошо, дорогая. Быть может, ты права. Что касается твоего вопроса, то мы не были обязаны указывать суду на препятствия к разводу. Пусть доискиваются сами. Так или иначе, мы всё равно сожительствуем.

— Да, но не в том смысле, как они думают.

— Для меня ясно одно: на каком бы основании ни состоялся развод, раз брак расторгнут — он расторгнут. В этом преимущество таких безвестных бедняков, как, мы, — наши дела решаются наспех, без лишних проволочек. Так было и в моем деле с Арабеллой. Я опасался, что суд узнает о ее преступном втором браке и она будет наказана, но никто не поинтересовался ею, никто ни о чем не спрашивал и не подозревал. Будь мы титулованные особы — конца бы не было хлопотам, и всякие расследований растянулись бы на многие дни и недели.

Мало-помалу радостное ощущение свободы, владевшее им, передалось Сью, и она предложила пойти прогуляться за города пусть даже потом им придется есть остывший обед. Джуд согласился, она поднялась наверх и, в ознаменование своего освобождения, нарядилась в яркое платье, а Джуд повязал себе светлый галстук.

— Уж теперь-то мы пойдем под руку, как обрученные, — заявил он, — это наше законное право.

Они выбрались из города и прошли тропинкой через примыкавшую к нему низину, хотя земля была промерзшая, а поля пусты и унылы. Но оба они были так заняты своими мыслями, что почти не замечали окружающего.

— Ну что ж, дорогая, теперь наконец мы можем пожениться, выждав для приличия некоторый срок.

— Наверное, можем, — безучастно отозвалась Сью. — А что, разве мы не собираемся?

— Мне бы не хотелось отвечать тебе "нет", милый Джуд, но мое отношение к браку не изменилось. Я по-прежнему боюсь, как бы его железные оковы не убили в нас взаимной нежности, как это случилось с нашими несчастными родителями.

— Но что же нам делать? Я ведь люблю тебя, Сью, ты знаешь.

— Знаю, и даже очень хорошо. Но мне бы больше хотелось всегда жить с тобой, как теперь, встречаться только днем, как влюбленные. Это куда приятнее, особенно для женщины и при условии, что она уверена в мужчине. А что касается приличий, то теперь можно уж не так сильно заботиться о них, как прежде.