* * *

Кан Ся не был глуп, и когда он столкнулся в дверях западного храма со все тем же рыжим, как огонь, бандитом, ему стало до боли обидно. Понятно же, для кого делался его отчет. Всю жизнь прослуживший закону Кан Ся впервые прямо помог своим извечным врагам – пусть и по приказу.

А потом начались эти погромы, и Кан Ся напряженно смотрел, как ихэтуани жгут чужие дома и храмы и методично, круглые сутки, не останавливаясь ни на час, забрасывают посольства пропитанными нефтью факелами – строго по составленной им инструкции.

Нет, Кан Ся нисколько не жалел длинноносых – многое они и сами заслужили, но однажды даже он не выдержал.

Тот христианский дом хозяева давно покинули, и шедший мимо Кан Ся достаточно равнодушно смотрел, как патриоты потрошат оставленное изменниками имущество, выбирая то, что еще можно подарить или продать. А потом один подошел к собачьей будке и сунул туда факел.

Болезненно кривясь от режущего уши отчаянного собачьего визга, Кан Ся, прихрамывая, подошел к балбесу, вырвал факел из рук и старательно затушил его о землю.

– Ты что делаешь, дед? – возмутился боец.

– Хватит, сынок, – покачал головой Кан Ся. – Через это лучше не переступать, уж поверь мне.

– Эй, парни! – изумленно крикнул боец. – У нас тут христианин нашелся!

Парни лихо вывалились из дома и обложили его полукругом.

– Что, дед, предателей защищаешь?! – подскочил к нему старший и с вызовом толкнул Кан Ся в плечо. – Или ты тоже белым чертям за их поганые деньги продался?!

Кан Ся попытался подобрать нужные, понятные слова и не сумел.

* * *

Пожалуй, он до последнего мгновения не верил, что они нападут. Но они напали, и Кан Ся, преодолевая боль в разорванном пулей бедре и навылет пробитой, толком даже не зажившей груди, уложил их всех до единого. Обошел корчащиеся тела, методично сорвал с них красные наколенники, красные кушаки и красные головные повязки и остро осознал, как многое отделяет его от них. Пожалуй, ему было бы намного легче объясниться с тем рыжим убийцей или даже… с поручиком Семеновым.

– Вы ничего не знаете ни о кунг-фу, ни об идеях Тай-Пин, – покачал он головой и потряс в воздухе бесформенной связкой красной материи. – Поэтому никогда не смейте этого надевать. Не заслужили…

Парни смотрели на него страдальческими, непонимающими глазами.

* * *

Когда ежедневный ущерб дороге от действий боксеров достиг критического порога, Витте добился аудиенции у Николая II.

– Более ждать нельзя, Ваше Величество, – прямо сказал он. – Охранная стража не справляется.

– Вы же всегда были противником военных кампаний в Китае, Сергей Юльевич, – мстительно напомнил Николай.

– Верно, – кивнул Витте, – я и сейчас не изменил своим взглядам. Но Министерству финансов проще один раз оплатить доставку войск до Пекина, чем ежедневно восполнять ущерб Русско-Китайскому банку.

Император сделал неопределенный жест рукой и вдруг поморщился.

– Тут уже одним Пекином не обойтись…

Витте напрягся. Слухи о неизбежности крупномасштабной военной операции в Китае уже бродили в особо информированных кругах Санкт-Петербурга, но он впервые услышал намек на это из уст самого царя.

– Простите, Ваше Величество, но нам не следует воевать с Китаем. Дорога…

– Оставьте вы вашу дорогу! – нервно отмахнулся Николай. – Тут посерьезнее дела начались! Вы хоть представляете, что будет, если европейцы войдут в Пекин без нас?

Вите представлял.

– Мы не получим контрибуции, – пожал он плечами. – Только и всего.

– Мы не получим Маньчжурии! – в сердцах бросил царь.

Витте похолодел. Нет, ему уже доложили о бурной деятельности Безобразова, уже в который раз пытающегося возродить в Генштабе идею насильственного присоединения богатых маньчжурских земель, но чтобы сам Николай…

– Это капкан, Ваше Величество, – выпалил он. – У европейцев нет под боком соседа с трехсотмиллионным народом, они как придут, так и уйдут, а нам с китайцами жить.

Николай II беспокойно забарабанил пальцами по столу.

– Простите, Ваше Величество, – нахмурившись, продолжил Витте, – но это все больше напоминает мне наши ошибки на Кавказе. Как черкесы говорят, не купи дом, купи соседа. Зачем нам самим создавать себе нового врага? Чтобы вечно кормить военных?

– Все, Сергей Юльевич, хватит! – отрезал царь. – Это уже за пределами вашего ведомства. Благодарю за откровенность.

Витте наклонил голову и стремительно вышел из кабинета.

«Черт! Пропала дорога! – стиснув зубы, думал он. – Все насмарку! Все десять лет трудов!»

Словно мифический царь Мидас, превращавший все, к чему ни прикоснется, в золото, военные все умудрялись превратить в единственный смысл своей жизни – войну. Но – Господи! – как же ему было жаль своей дороги!

* * *

За несколько недель напряженного труда Семенов настолько втянулся в сугубо штатскую по сути работу, что порой ему казалось, что так было, а теперь уже и будет всегда. Даже собственное воинское прошлое стало казаться дурным сном, который никогда уже не повторится. Но в начале июня, прибыв с проверкой в Гирин, поручик неожиданно попал в самую гущу событий.

По улицам города-арсенала шествовала толпа почти неотличимых один от другого китайцев – с одинаково тщательно выбритыми головами и с одинаково обернутыми вокруг голов черными тугими косичками. Их было так много, что Семенов даже испугался – на секунду, не более. А потом они остановились прямо напротив русского представительства, и началось уже многократно виденное поручиком почти цирковое представление – с разбиванием голым кулаком черепицы и ломанием о головы толстенных досок. И впервые Семенову не было ни смешно, ни любопытно.

– Черепица-то подпилена… – хмыкнул кто-то позади поручика, и Семенов оглянулся.

Это был есаул Охранной стражи – крепкий и, по всему видно, матерый мужик.

– Вряд ли, – покачал головой Семенов. – Я когда в Инкоу служил, проверял – целая черепица.

– Не может человек такое голой рукой сотворить, – загудели в поддержку своего есаула казаки. – Кости лопнут.

И, словно услышав недоверие в их голосах, от толпы, как по команде, отделились человек восемь, и один сунул целую черепицу есаулу в руки и что-то произнес.

– Он хочет, чтобы вы ее подержали, – перевел состоящий при казаках толмач-китаец.

– Это еще зачем? – хмыкнул есаул, отодвигая черепицу от себя.

Китаец развернулся к толпе и что-то резко выкрикнул. Те засмеялись.

– Он говорит, господин есаул боится, – перевел толмач.