– Знаю, я должна объясниться с родителями Мелли.

– Желаю удачи! Но я о другом: о мужчине твоей жизни.

– Я отыщу Джоша, где бы он ни был, хотя пока что ума не приложу, как это сделать.

– Вернись на место преступления, так всегда поступают умелые ищейки.

– Саймон, завтра, поднявшись на сцену, сыграй для нас. Обещаешь?

– Дорогая моя, если бы в соседнем номере не дрыхнул дирижер, я бы прямо сейчас схватил скрипку и разбудил весь отель. Больше никогда не заставляй меня так за тебя волноваться! А теперь дай поспать.

Сказав, что целует ее, Саймон бросил трубку.

* * *

Назавтра ближе к полудню Хоуп подошла к двери дома Барнеттов. Гарольд удивился, что дочь вернулась так быстро, еще больше его удивил торжественный тон, которым она попросила позвать Бетси в музыкальную гостиную, где состоится их беседа.

Она поведала свою историю и сообщила о печальной участи их дочери. Настоящая Мелли, знаменитая пианистка, погибла при крушении вертолета, а она – всего лишь Хоуп, студентка, изучавшая нейрологию, вернувшаяся из прошлого.

Бетси назвала ее сумасшедшей, болтающей невесть что. Наверное, она прервала лечение? Они опять отвезут ее в Центр, к тому самому потрясающему доктору, и все снова будет в порядке. Как можно поверить такой нелепице, что на нее нашло, зачем она убеждает их, что их дочь мертва, когда сама стоит перед ними?

В первый раз за сорок лет брака Гарольд велел жене заткнуться.

– Она говорит правду, о которой мы всегда знали. Она пришла в себя уже другой, у нее был взгляд чужого человека. Я столько раз пытался с тобой поговорить, но ты не желала мне верить, а мне не хватало храбрости, чтобы тебя убедить. В Центре что-то произошло: то ли они повредили разум Мелли, то ли случайно вообще его стерли и подсунули нам вместо него другой. Я с самого начала подозревал, что этот директор по науке что-то от нас прячет под своей бородой и очками. Да и манеры у него слишком сдержанные для честного человека. Будь твоя воля, он живым попал бы в рай, но я-то видел, что этот лицемер нам врет. А вы, мисс, с какого момента морочили нам голову?

Хоуп достала из кармана записку, которую написала утром. В ней она признавалась в отсутствии какого-либо родства с семейством Барнеттов и отказывалась от всех прав и от всякого наследства.

Она вручила записку Гарольду, сказала, что искренне соболезнует ему и его супруге, и удалилась, не прибавив больше ни слова.

Бетси бросилась за ней, попыталась обнять, но Гарольд удержал жену, крепко ее обняв и не пустив.

Хоуп пробежала через кухню, расцеловала Долорес и Уолтера, поблагодарила их за все, что они для нее сделали, и покинула поместье, чтобы никогда больше туда не возвращаться.

* * *

В такси по дороге в квартиру Саймона Хоуп обдумывала одну произнесенную Гарольдом фразу.

Директор по науке скрывал что-то не только от Барнеттов. Она вспоминала лицо, склонившееся над ней в день ее пробуждения. Теперь, когда к ней полностью вернулась память, она узнала человека, скрывавшего свой облик под бородой и очками.

Она велела такси отвезти ее в Центр «Лонгвью».

* * *

Секретарь была категорична: директор по науке никогда никого не принимает без предварительной записи; к этому она саркастическим тоном прибавила, что он вообще никогда никого не принимает. Даже мало кто из сотрудников имеет право входить в его кабинет.

– Очень вас прошу, позвоните ему и скажите, что его хочет увидеть Хоуп.

Секретарь проработала с директором по науке много лет и была убеждена, что такой психически ригидный и неразговорчивый субъект не может иметь любовницу, тем более моложе его на сорок лет.

– Я не сделаю этого, потому что дорожу своей работой, к тому же это ничего не даст, сегодня его нет на месте.

– Мне надо его увидеть, это важно, – не унималась Хоуп.

– Поступите в Массачусетский технологический институт, на отделение нейрологии, он там преподает.

Хоуп, не тратя время на прощание, бросилась к своему такси.

* * *

Профессор уже час читал лекцию, когда Хоуп прошмыгнула в дверь главной аудитории. Заметив в заднем ряду свободное местечко, она заставила сидевшую с краю студентку поджать колени, иначе было не протиснуться.

– Я что-нибудь пропустила? – спросила она.

– Вообще-то нет, – ответила соседка.

– Сколько времени до конца лекции? – осведомилась Хоуп шепотом.

– Десять минут, но они покажутся вечностью. Ты не представляешь, как он наслаждается собственным голосом.

Профессор повернулся к студентам лицом, и у Хоуп пропали последние сомнения.

– Как вы должны были понять из моего изложения, программа «Нейролинк» достигла стадии развертывания, но остается, увы, ограниченной, мы не можем удовлетворить все заявки, – вещал он с каменным лицом. – Остается вопрос: на какое количество записей имеет право человек за свою жизнь? Ограничивая это количество, мы сможем сохранять память большего числа людей. Согласен, это не вполне удовлетворительное решение. Предстоит пройти еще немалый путь, прежде чем интеллект «Нейролинк» сможет осуществлять простую актуализацию между двумя сессиями записи, а не записывать каждый раз всю память, как мы делаем сейчас. Тогда ежегодное уточнение будет занимать всего несколько часов.

– Где гарантия, что «Нейролинк» не ошибется в момент восстановления? – громко спросила Хоуп.

По аудитории пробежал ропот. Профессор пытался разглядеть в тусклом свете аудитории ту, которая осмелилась его перебить.

– В чем не ошибется, мисс, чьего лица я не вижу? Извольте хотя бы привстать.

– Например телами.

– Этим вопросом мы занимались в начале года. Но, поскольку у вас, очевидно, имеются основания прогуливать мои лекции, запоминайте: мы не оставляем «Нейролинку» свободы начать соответствующую процедуру без контролера-оператора. Это исключает ошибку.

– У меня уважительная причина не посещать ваши лекции, профессор. Я проспала сорок лет в серверах «Нейролинка». Я – первая, чью память ты записал.

Ропот усилился, все студенты оглянулись на Хоуп. Она встала и зашагала к двери.

Профессор попросил его извинить и бросился вдогонку за ней.

Он нагнал ее на лестнице. Она ждала его, прислонившись к стене.

– Морщины и борода сильно меняют внешность, но взгляд под очками остался прежним.

– Так это ты?! Ты вернулась… – Люк вздохнул. – Боже, как ты молода! И ты совсем другая.

– Не беспокой Бога без нужды. Ты ничего не знал, когда пришел в мою палату в Центре?

– Конечно нет, как ты можешь сомневаться? Почему ты не пришла ко мне раньше?