Не говорил.

Точно. Прости.

Феликс убрал руки из-за головы, и они повисли вдоль тела, он все еще смотрел на дверь, за которой скрылся его брат. Это была деревянная дверь с желтыми стеклянными вставками.

Мы никогда особо не дружили, добавил он. Но совсем все пошло вразнос, когда мама заболела. Не хочу углубляться в эту тему, а то всю ночь буду грузить тебя подробностями. Как бы там ни было, мы с ним не сильно ладим последние годы. Если бы я знал, что мы тут с ним столкнемся, то рассказал бы тебе кое-что заранее.

Она все еще молчала. Он обернулся к ней, взволнованный и расстроенный.

Я, кстати, умею читать, сказал он. Не знаю, зачем он тут наплел, будто я неграмотный и так далее. Я книгами не увлекаюсь, но могу и почитать. Хотя сомневаюсь, что тебе это важно.

Конечно не важно.

Он всегда лучше меня учился в школе и любит козырнуть этим. Он из тех парней, кому надо унизить другого, чтобы себя зауважать. Мама его часто за это отчитывала, ему было неприятно. Ну теперь-то уже не важно. Глупо, но он реально меня раздражает. Вот сейчас я завелся.

Мне очень жаль.

Он опять оглянулся на нее. Это не твоя вина, сказал он. Ты отлично держалась. Я бы так и смотрел на ваш спарринг, это было забавно. Ты бываешь такой пугающе жесткой – приятно посмотреть, когда это не на меня обрушивается.

Она опустила глаза и тихо сказала: Мне от этого никакого удовольствия.

Да ладно? Ну хоть чуть-чуть?

Нет, нисколько.

А зачем ты тогда это делаешь? – спросил он.

Отпугиваю людей? Я вообще-то не стремлюсь к этому.

Он нахмурился. Но ты же осознаешь, что делаешь, сказал он. Наводишь на людей страху. Ты же понимаешь, о чем я. Заметь, я не нападаю на тебя.

Наверное, тебе трудно в это поверить, сказала она, но вообще-то, знакомясь с людьми, я стараюсь быть милой.

Он чуть не захлебнулся смехом, а Элис в ответ лишь вздохнула, привалилась к стене и закрыла глаза.

Неужели это такая смехотворная затея? – сказала она.

Если ты стараешься быть милой, то зачем ты постоянно такая резкая?

Вовсе не постоянно.

Ладно, не постоянно, а когда тебе так удобнее, сказал он. Я не говорю, что ты отталкивающий человек, ничего такого. Просто мало кому приятна эта твоя манера.

Она резко ответила: Хватит, все уже понятно.

Брови его взметнулись, он замолчал. Наконец он тихо сказал: Черт, сегодня вечером на меня кидаются со всех сторон. Она склонила голову – не то устало, не то подавленно – и ничего не ответила. Ты не самый легкий человек в общении, добавил он, да ты и сама об этом знаешь.

Феликс, перестань критиковать меня – я не слишком о многом прошу? – спросила она. Я не хочу, чтобы ты льстил мне. Просто не нужно вообще никак меня оценивать. Не вижу пользы в негативных замечаниях.

Он растерянно наблюдал за нею несколько секунд. Хорошо, сказал он. Я не хотел огорчить тебя.

Она ничего не ответила. Ее молчание, казалось, беспокоило его, он сунул руки в карманы и тут же вытащил обратно.

Да, об этом Дэмиан и говорил, произнес он. Ты думаешь, что я не ценю тебя. Справедливо, может, так и есть.

Она по-прежнему молчала и смотрела под ноги. Он излучал беспокойство, раздражение, тревогу.

Тебя приучили к другому обращению, продолжил он. Ну те, кто тебя знают и считают очень важной персоной и все такое. И когда я общаюсь с тобой просто нормально, тебе уже этого мало. Честно говоря, думаю, ты найдешь кого-то, кто станет тебя превозносить, и будешь гораздо счастливее.

После затянувшейся паузы она сказала: Я, пожалуй, пойду в дом, если не возражаешь.

Он хмурился и смотрел на землю. Не смею задерживать, сказал он.

Она пошагала по газону к дому. Она уже была у двери, когда он чуть откашлялся и громко сказал: Знаешь, когда я поранил руку, первой мыслью было «как пить дать, Элис расстроится».

Она повернулась к нему и ответила: Я и расстроилась.

Да, сказал он. Здорово, когда есть кто-то, кого это заботит. Меня там пару раз в месяц понемногу кромсают, и не то чтобы толпы народу спрашивали «ох, тебе, наверное, больно, как это случилось»? И знаешь, может, я не могу толком тебя оценить и порой мне не нравится твой тон в разговоре, это все правда. Но если вдруг тебе станет неуютно в твоем пустынном доме, или ты поранишься, или еще что-то такое, я хочу узнать об этом. И если бы ты захотела, чтобы я пришел и позаботился о тебе, я бы пришел. Уверен, и ты бы так поступила. Разве этого недостаточно, чтобы продолжить? Для тебя, может, и недостаточно, а для меня – да.

Они посмотрели друг на друга. Дай мне подумать об этом, сказала Элис.

В доме в гостиную залетел шмель, и двое друзей Даниэль со смехом и визгом выгоняли его обратно в окно. Саймон сидел за кухонным столом с кузиной Даниэль Джеммой, а у той на коленях была девочка, что недавно играла в футбол. Тебе больше нравятся каникулы или ходить в школу? – спрашивал Саймон. Айлин наливала водку в пластиковый стаканчик, беседуя с мужчиной, который говорил: Не такое уж великое, но посмотреть стоит. Феликс и Элис вошли из внутреннего дворика, Феликс отрезал себе торта, Элис накинула кардиган и весело сказала: Там чудесный большой сад. Она рассеянно и нежно опустила руку Саймону на плечо, и он посмотрел на нее удивленно и с улыбкой, и оба они не произнесли ни слова.

В десять вечера Даниэль постучала ложечкой по бокалу и сказала, что пришло время спеть. Комната постепенно притихла, разговоры смолкли, подтянулся народ из гостиной. Начала кузина Даниэль с песней «Шла она вдоль ярмарки»29. Те, кто знал слова, подпевали, другие просто мурлыкали мелодию. От двери Айлин наблюдала за Саймоном, с бокалом вина в руке он прислонился к холодильнику рядом с Элис. Даниэль попросила Феликса спеть что-нибудь следующим. Давай «Каррикфергус»30, сказал Гэвин. Феликс небрежно зевнул. Я спою «Девушку из Охрима»31, сказал он. Феликс поставил бумажную тарелку, откашлялся и запел. Голос его был чистым и мелодичным, невероятно гибким, он то звенел, заполняя пространство, то затихал, почти растворяясь в тишине. Элис смотрела на него с другого конца комнаты. Он стоял у стола, под лампой, так что его волосы, лицо, стройная напряженная фигура – все было