Я мысленно сравнивала нашу первую встречу, интерес в ее взгляде и то, как она сегодня смотрела на меня. Словно что-то безвозвратно изменилось за период от первой встречи до сего дня. Ответ был прост – в промежутке был визит в приют. И мой, и ее.

Валери приняла приглашение и присела на диванчик. И только после разместились и мы со Стейном. Я вообще устроилась в кресле, чтобы оказаться подальше от этой женщины. Мало ли. Даже если и родственница, ее мотивы мне совершенно не понятны.

– Если ты решил меня в чем-то упрекнуть, то можешь не тратить ни мое, ни свое время на это. Я действовала исключительно так, как посчитала необходимым.

Бенджамин нахмурился, а я пояснила:

– Полагаю, что леди Эдерсон говорит о статье в “Коирском сплетнике”. Где она обвиняла меня в надругательстве над ее доброй фамилией, – сказала я.

Получилось неожиданно безэмоционально и холодно. Несмотря на то, что в душе у меня бушевала настоящая буря. Паника захлестывала, словно волны на неспокойном море. И только Многоликому известно, чего мне стоили это мнимое спокойствие и выдержка.

В черных глазах Туманной Розы вспыхнул опасный огонек, губы изогнулись в медленной усмешке, что могла означать все что угодно, но заговорила она не со мной, а со Стейном:

– Полагаю, ты понимаешь, что я имела причины дать то интервью, – хмыкнула она.

– Вы имели все права делать все, что считаете необходимым. Как и любой, кто печется о своем доме, роде и добром имени, – кивнул на это Стейн. – Но я попросил с вами встречи не для этого. Валери, что привело вас в приют святой Агнессы пятнадцать лет назад?

Леди Эдерсон вздрогнула, стрельнула в меня определенно ненавидящим взглядом. А я сжала кулаки. Неужели она действительно готова была избавиться от меня? Еще тогда!

– Я не понимаю, о чем речь, – поморщилась женщина. – Возможно, я и навещала какой-то приют когда-то… возможно, чтобы оказать посильную помощь. Возможно, чтобы забрать на воспитание нескольких детей… Это не редкость в нашем обществе, ты сам прекрасно это понимаешь.

– Или искали кого-то определенного? – с нажимом намекнул Стейн.

Валери недовольно поджала губы, вскинув подбородок и чуть прищурив черные глаза.

– Я не знаю, чего ты сейчас добиваешься, но почему-то мне кажется, что ты пытаешься меня в чем-то обвинить!

– Не обвинить, – все же вмешалась я в разговор. – Просто понять. У меня есть основания полагать, что мать-настоятельница приюта святой Агнессы – не та, кем пытается казаться. И нам крайне важно знать, что именно вас привело тогда в стены приюта.

Валери Эдерсона окинула меня таким взглядом, словно заговорить с ней имело наглость само кресло. Вскинула удивленно бровь, поморщилась:

– Я не стану обсуждать это с вами, милочка, – процедила она сквозь зубы. А после все же сорвалась: – Вы… вы хоть понимаете, что своей лицемерной игрой, сплетнями, враньем истоптали добрую память моей дочери?! У Лилит была одна… повторюсь, ОДНА дочь! Единственная! И ты… вы… О Многоликий… – она вскочила, и я рефлекторно последовала ее примеру. Стейн насторожился, но не двинулся с места, едва я вскинула руку, призывая его не вмешиваться. – Неужели ты думала, что я прощу тебе подобное?! Да кто ты та…

Взгляд Валери метнулся на мои руки, которые я сцепила в замок на животе, чтобы не выдать предательской дрожи, и герцогиня умолкла, словно подавилась своими же словами. Краски стремительно покидали ее лицо, губы задрожали, а в глазах появились слезы.

– Это невозможно… – хрипло и тихо проговорила она, впившись взглядом в мою руку. И я только тогда поняла, что привлекло ее внимание.

Взглянула на перстень – и вздрогнула. Камень был не голубым, а кроваво-красным. Как так? И что это значило?!

– Это… – прошептала Валери, всхлипнув, и по щекам ее потекли слезы. А поднятый на меня взгляд стал совершенно другим. – Лилиана…

Это имя, голос, боль стали тем ударом под дых, от которого закружилась голова. Ком подкатил к горлу, и я опустилась в кресло. Словно из густого тумана всплыло воспоминание, где женский голос спрашивает меня:

“ – Так кто ты, дорогая?

– Лилиана Адалинда Делсон-Глоссе! – не выговаривая половины букв, с гордостью отвечаю я.

– Эдерсон, дорогая. Повтори!

– Делсон!”

Я судорожно втянула воздух, всхлипнула и посмотрела прямо в глаза герцогини. На что она прошептала вконец побелевшими губами:

– Наконец-то я тебя нашла!

Это еще кто кого. Но говорить этого я уже не стала.

Некоторая растерянность в мимике Валери Эдерсон в несколько мгновений сменилась решимость и твердостью. Она рывком поднялась на ноги, решительно отвергая предложенную Стейном руку, и скорее приказала, чем предложила:

– Собирайся, Адалинда. Мы возвращаемся домой.

От резкой перемены и тона я слегка онемела. Ладно, верю и даже помню, что она моя бабушка, единственная родственница и все такое, но это не дает ей никакого права распоряжаться мной. Да ещё и так категорично. А уж подчиняться приказам – вообще не мое. Как-то всю жизнь самостоятельно решала, как мне быть и что делать. Вряд ли это можно изменить исключительно новым положением. Тем более что для осознания себя наследницей рода Эдерсон мне понадобится куда больше времени и моральных сил, нежели Туманной Розе – для того, чтобы начать командовать мной.

– Я прощу прощения, леди Эдерсон, – специально акцентируя внимание на официозе, обратилась я. – Но пока вы не расскажете мне… – после бросила быстрый взгляд на Бенджамина и поправила себя же: – …нам все, что вам известно, не вижу смысла даже с места двигаться.

Туманная Роза стиснула зубы, стрельнула в меня злым взглядом и процедила сквозь зубы:

– Это для обеспечения твоей же безопасности. Юная леди, ты теперь единственная наследница рода, а это накладывает определенные обязательства на тебя в первую очередь. Ты не представляешь, что тебе угрожает.

– Вот вы мне все и разъясните, леди, – совершенно спокойно присаживаясь в кресло, ответила на это я. – Пока о моем положении никому не известно. И может так случиться, что сиротка из приюта святой Агнессы в принципе не станет брать на себя никаких обязательств, – в этот момент на лице Валери появилось такое нечитаемое выражение, что я немного занервничала и заговорила куда миролюбивей: – Как я успела заметить, моя жизнь в опасности уже не первый год, не то что день. И несколько часов особо ситуацию не изменят.

Стейн застыл в шаге от меня, не прикасаясь, не говоря ни слова, но я чувствовала его поддержку, его защиту как стену, закрывающую меня от всего мира. Какое невероятное чувство – осознание безопасности, покоя, защиты. Что тебе ничего не угрожает и весь мир рассыплется, если вздумает преодолеть эту стену. Я едва подавила в себе порыв хоть прикоснуться к нему, хоть взять за руку. Только взгляд, полный благодарности за то, что он здесь, со мной.