– Вы знаете, что это такое, кадет?

– Нет, сеньор полковник.

– Конечно, знаете, кадет. Посмотрите. Альберто взял листки и, прочитав несколько строк, понял все.

– Ну а теперь узнаете?

Альберто заметил, что нога пришла в движение. Из-за спинки кресла выглянула голова: Гамбоа смотрел на него. Он мгновенно покраснел.

– Конечно же, знаете, – обрадовался полковник. – Вот это документы, это веские доказательства. А ну-ка, прочтите нам что-нибудь.

Альберто живо припомнилось крещение псов. Впервые за три года он вновь ощутил ту беспомощность, то крайнее унижение, которое он испытал в первые дни пребывания в училище. Только сейчас было гораздо хуже: тогда, по крайней мере, крестили не его одного.

– Я сказал: читайте, – повторил полковник. Сделав над собой огромное усилие, Альберто начал читать. Голос звучал слабо и прерывисто:

– «У нее были длинные и волосатые ноги с такими толстыми ляжками, что она больше походила на животное, чем на женщину. Несмотря на это, проститутка пользовалась в четвертом квартале самым большим спросом, все развратники ходили только к ней».

Он умолк и напряженно ждал, когда голос полковника прикажет ему продолжать.

Но полковник молчал. Альберто чувствовал себя совершенно разбитым. Унижение физически истощало его, размягчало мышцы, затемняло сознание.

– Верните мне эти бумаги, – сказал полковник.

Альберто вернул. Полковник начал медленно их перелистывать, шевеля губами и что-то бормоча. Альберто слышал отрывки полузабытых заглавий – многое он писал уже год назад: «Неисправимая Лула», «Осел и сумасшедшая»…

– Вы знаете, что я обязан сделать с этими бумагами? – спросил полковник. Он слегка прищурил глаза, как бы удрученный неприятной, тяжелой обязанностью. Его голос выражал скуку и горечь: – Не стоит даже созывать совет офицеров, кадет. Я могу немедленно выбросить вас на улицу за разврат. И вызвать отца, чтобы он положил вас в больницу. Может быть, психиатры – вы меня понимаете, кадет? – психиатры смогут вас вылечить. Вот где скандал, кадет. Надо иметь порочную, искалеченную душу, чтобы заниматься подобными вещами. Надо быть совершенно испорченным. Эти бумаги позорят наше училище, позорят всех нас. Вы можете что-нибудь сказать в свою защиту? Говорите, говорите.

– Не могу, сеньор полковник.

– Разумеется, – сказал полковник. – Что вы можете сказать перед лицом неопровержимых улик? Ничего. Скажите мне честно, как мужчина, заслужили ли вы, чтобы вас исключили из училища? Чтобы вас выдали родителям как развратника и растлителя? Заслужили?

– Да, сеньор полковник.

– В этих бумагах ваша гибель, кадет. Неужели вы думаете, что хоть одно учебное заведение примет того, кто исключен за разврат? Это ваша гибель. Да или нет?

– Да, сеньор полковник.

– Что бы вы сделали на моем месте, кадет?

– Не знаю, сеньор полковник.

– А я знаю, кадет. Я выполню свой долг. – Он помолчал. Лицо его смягчилось, подобрело, все тело обмякло, он откинулся на спинку кресла, живот уменьшился, подобрался. Полковник мял свой подбородок, обводил взглядом комнату, – казалось, его терзали сомнения.

Майор и лейтенант сидели неподвижно. Пока полковник думал, Альберто смотрел в натертый паркет, видел ногу, опиравшуюся на каблук, и напряженно ждал, когда же носок опустится и снова начнет ритмично отбивать такт.

– Кадет Фернандес Темпле, – сказал полковник строго. Альберто поднял голову. – Вы раскаиваетесь в содеянном?

– Да, сеньор полковник, – не задумываясь ответил Альберто.

– Я человек чувствительный, – сказал полковник. – Эти бумаги вызывают у меня стыд. Они позорят училище. Смотрите сюда, кадет. Вы прошли военную выучку, вы не кто-нибудь. Ведите же себя как подобает. Вы меня понимаете?

– Да, сеньор полковник.

– Вы обещаете приложить все старания, чтобы исправиться? Обещаете стать примерным кадетом?

– Да, сеньор полковник.

– Видит Бог, – сказал полковник, – я отступаю от своего долга. Я должен был бы немедленно выгнать вас на улицу. Но я не выгоняю – не ради вас, ради нашего священного заведения, ради нашей великой семьи, я дам вам последнюю возможность исправиться. Я оставлю у себя эти бумаги и буду следить за вами. Если ваши начальники скажут мне в конце года, что вы оправдали мое доверие, если ваш послужной лист останется незапятнанным, я их сожгу и позабуду об этой скандальной истории. Если же вы совершите хотя бы один проступок – одного проступка будет достаточно, слышите? – вы понесете заслуженное наказание. Вы меня поняли?

– Да, сеньор полковник. – Альберто опустил глаза и добавил: – Спасибо, сеньор полковник.

– Вы понимаете, чем вы обязаны мне?

– Да, сеньор полковник.

– Все, ни слова больше. Идите в свою казарму, ведите себя как полагается. Будьте настоящим кадетом, ответственным и дисциплинированным. Можете идти.

Альберто отдал честь и повернулся. Он сделал три шага по направлению к двери, но голос полковника его остановил:

– Одну минуту, кадет. Разумеется, вы будете хранить полное молчание о том, что здесь говорилось. Об этих бумагах, о вашем нелепом вымысле – обо всем. И больше не ломитесь в открытую дверь. В следующий раз, прежде чем играть в сыщиков, подумайте о том, что вы находитесь в армии. А в армии, да будет вам известно, старшие по чину всегда начеку, они все расследуют надлежащим образом. Можете идти.

Альберто вновь стукнул каблуками и вышел. Человек в штатском даже не взглянул на него. Он не сел в лифт, а спустился по лестнице; как и все в этом здании, ступени ослепительно блестели. Уже на улице, проходя мимо памятника, он вспомнил, что оставил в карцере свой чемоданчик и выходную форму. Он не спеша направился туда. Дежурный офицер кивнул ему:

– Я пришел за своими вещами, сеньор лейтенант.

– Как? – сказал офицер. – Вы должны сидеть в карцере по приказу Гамбоа.

– Мне приказали вернуться в казарму.

– Черта с два, – сказал лейтенант. – Устава не знаете? Вы не выйдете отсюда, пока Гамбоа не даст мне письменного указания. Марш в карцер.

– Слушаюсь, сеньор лейтенант.

– Сержант, – сказал офицер, – посадите его вместе с кадетом, которого перевели сюда из того карцера. Нужно освободить место для солдат, наказанных капитаном Бесода. – Он почесал в затылке. – Тут у нас настоящая тюрьма.

Сержант, плотный креол, кивнул, отпер дверь карцера и толкнул ее ногой.

– Входите, кадет, – сказал он. И добавил, понизив голос: – Не беспокойтесь. Когда будет смена караула, я передам вам сигареты.

Альберто вошел. На топчане сидел Ягуар и смотрел на него.