Шапку взял да и ушел.

Царь видит, что это человек непутёвый, жаль стало царевну отдавать за него замуж. И говорит господам: «Что, господа бояре? Скажем, что слыхали эту сказку?» Господа согласились.

На третий день приходит швец опять и говорит: «Ваше царское величество! Извольте меня напоить-накормить: я вам буду сказку сказывать!»

И напоили, и накормили, и на стул посадили. И стал он сказку сказывать:

«Как был у меня батюшка — пребогатый человек! И построил он себе дом: голуби по крыше ходили — с неба звезды клевали! У этого дома был двор — от ворот до ворот летом голубь не мог долететь. И на этом дворе был выращен бык: на одном роге сидит пастух, на другом — другой; в трубы трубят и в роги играют, а друг друга не видят и голоса не слышат! И на том дворе была выращена кобыла: по трое жеребят в сутки приносила, и сразу трехлетнего возраста! Батюшка в ту пору жил весьма богато! И ты, надёжа — великий царь, занял у него сорок тысяч денег!.. Слыхали ль вы, господа бояре, этакую сказку?»

Господа видят — делать нечего, говорят, что слыхали.

«А ты, великий царь? Занял у моего батюшки сорок тысяч — вишь, господа все слыхали? — а до сих пор долг не отдаешь!» Видит царь — дело нехорошее: надо отдавать либо царевну и полцарства, либо сорок тысяч денег! И отдал ему сорок тысяч.

И пошел швец опять в кабак с песнями…

Вот те и сказка вся.

60. Петр Великий и кузнец

Вот Петр Первый приезжает к кузнецу на лошади. «Подкуй-ка мне коня! — говорит. — Только сделай подкову хорошую!»

Стал кузнец подкову делать. Сделал подкову и подает ему: «Что, хороша будет эта подкова?» Петр Первый усмехнулся: «Хороша, да не совсем!» — «Почему не совсем?» — «Она, — говорит, — слабая!» — «Ну, не знаю, почему она слабая». Он берет в руки и разгибает эту подкову. Кузнец видит: «Да, действительно слабая».

Берется делать вторую. «Ну, а эта хороша будет?» Петр говорит: «Да так себе!» И эту разогнул. Кузнец берется третью делать. И третья готова. «Ну, этой, пожалуй, можно подковать», — сказал царь.

Кузнец сделал четыре подковы и подковал. Петр Первый и спрашивает: «Сколько тебе за подковы?» — «Четыре рубля». Он подает ему рубль серебряный. Кузнец взял и сломал его: «Да у вас и деньги фальшивые!» Петр подает ему второй рубль. И второй сломал кузнец. «Да дайте, — говорит, — мне деньги хорошие!»

Петр Первый вынимает двадцать пять рублей и подает ему: «На, не ломай денег; наехала коса на камень! Я подковы ломал, а ты рубли… Видать, что сильней ты меня! Ты знаешь, кто я такой?» — «Нет, не знаю». — «Я — Петр Великий, ваш государь. Ну так вот, работай, как работал, и говори людям, что государь ломал подковы, а ты — его рубли!»

Сел Петр Первый на коня и сказал: «До свиданья, кузнец, ты — хороший молодец!»

И после того кузнец его больше не видал.

61. Горшеня[84]

Горшеня едет-дремлет с горшками. Догнал его государь Иван Васильевич: «Мир по дороге!» Горшеня оглянулся: «Благодарим, просим со смиреньем». — «Знать, вздремал?» — «Вздремал, великий государь! Не бойся того, кто песни поет, а бойся того, кто дремлет.» — «Экой ты смелый, горшеня! Люблю эдаких. Ямщик! Поезжай тише. А что, горшенюшка, давно ты этим ремеслом кормишься?» — «С измолоду, да вот и середовой[85] стал». — «Кормишь детей?» — «Кормлю, ваше царское величество! И не пашу, и не кошу, и не жну, и морозом не бьет!» — «Хорошо, горшеня, но все-таки на свете не без худа?» — «Да, ваше царское величество! На свете есть три худа». — «А какие три худа, горшенюшка?» — «Первое худо — худой шабёр[86], а второе худо — худая жена, а третье худо — худой разум». — «А скажи мне, которое худо всех хуже?» — «От худого шабра уйду, от худой жены тоже можно, а от худого разума не уйдешь — все с тобой!» — «Так, верно, горшеня! Ты мозголов. Слушай! Прилетит гусь с Руси, перышки ощиплешь, а одно оставишь!» — «Годится, так оставлю… А то и наголо!» — «Ну, горшеня, постой. Я погляжу твою посуду».

Горшеня остановился, начал раскладывать товар. Государь стал глядеть, и понравились ему три тарелочки глиняны. «Ты наделаешь мне эдаких?» — «Сколько угодно вашему царскому величеству?» — «Возов десяток надо». — «Много ли дашь времени?» — «Месяц». — «Можно и в две недели представить!» — «Спасибо, горшенюшка!» — «А ты, государь, где будешь в то время, как я представлю товар в город?» — «Буду у купца в гостях».

Вот государь приехал в город и приказал, чтобы на всех угощениях не было посуды ни серебряной, ни оловянной, ни медной, ни деревянной, а была бы только глиняная. Горшеня же кончил заказ царский и привез товар в город. Подъезжает к нему на торжище один боярин и говорит: «Бог за товаром, горшеня!» — «Просим покорно». — «Продай мне весь товар». — «Нельзя, по заказу». — «А что тебе, ты бери деньги — не обвинят, коли не дали задатка под работу. Ну, что возьмешь?»

— «А вот что: каждую посудину насыпать полну денег». — «Полно, горшенюшка, много!» — «Ну, хорошо: одну насыпать, а две отдать — хочешь?»

И сладили. Насыпают да высыпают. Сыпали, сыпали — денег не стало, а товару еще много. Боярин, видя худо, съездил домой, привез еще денег. Опять сыплют да сыплют, а товару все много: «Как быть, горшенюшка?» — «Ну что ж, делать нечего, я тебя уважу, только знаешь что? Свези меня на себе до двора купца — отдам и товар, и все деньги».

Боярин мялся, мялся: жаль и денег, жаль и себя; но делать нечего — сладили. Выпрягли лошадь, сел мужик, повез боярин.

Горшеня и песню запел, а боярин везет да везет: «До какого же места везти тебя?» — «Вот до этого двора и до этого дома».

Весело поет горшеня! Государь услыхал, выбежал на крыльцо — признал его: «Ба! Здравствуй, горшенюшка, с приездом!» — «Благодарю, ваше царское величество!» — «Да на чем ты едешь? — «На худом-то разуме,