— Все! Господин заместитель начальника дивизии, прошу простить минутную… слабость. Ох, если бы минутную, Николай Федорович!.. Давай о чем-нибудь… Сплетню, что ли расскажи, у вас штабе всегда полно свежих сплетен.

— Охотно! — откликнулся я. — Тебя хотят снять с полка и поставить на новую дивизию, из тех, что сейчас на севере формируются. А еще предлагается корпусная система. В каждом корпусе — штаб размером с батальон с соответствующими окладами и льготами. Представляешь, сколько вакансий! Форму желают ввести новую, о ширине лампасов спорят. И еще выборы Атамана думают организовать. Прямо сейчас, не в Новочеркасске. Рассматриваются три кандидатуры…

Командир Зуавов задумался, щелчком отправил окурок в вольный полет над донской степью.

— Лампасы, значит, с выборами… Не лечится. Иногда думаешь, кого мы освобождаем? От кого — ясно, а вот кого? И зачем?

И вновь я не стал возражать. Александр Васильевич Голубинцев говорил чистую правду, но я знал: могло быть хуже.

* * *

Он знал: могло быть хуже. Много хуже.

Плохого и так хватало, с излишком. Потревоженный Мир держал оборону, сопротивлялся, не отпуская уже Им помеченных, обреченных и списанных со счетов. 8 февраля в своем кабинете застрелился Донской Атаман Алексей Максимович Каледин. Страшный сценарий не дал сбоя: сожженные письма, диван возле окна, пустые глаза, глядящие в лепной потолок, дыра с обугленными краями в новом генеральском френче. Пуля наконец-то нашла усталое сердце.

Мир ухмыльнулся.

И так же, как в иной, уже сбывшейся реальности, растерявшееся правительство постановило не уходить из Новочеркасска, чтобы умереть на посту — и погубить всех остальных. Генерал Назаров, взявший выпавший из калединских рук пернач, запретил эвакуацию. Но теперь на столицу Дона шел не Бармалей-Голубов с его «казацким социализмом» и мечтами об автономии, а озверевший Брундуляк-Подтёлков. Мир затаил дыхание, выжидая и предвкушая. Расстрелы начались сразу, еще на подступах к городу. Рвы наполнялись трупами…

10 февраля Корнилов и Алексеев увели «добровольцев» из окруженного Ростова. В ледяную степь, в Ледяной поход.

12 февраля пал Новочеркасск.

Но сценарий был нарушен. На «той единственной», уже случившейся в его несовершенном мире, Голубов пинками и матом разогнал ожидавших смерти членов Донского Круга, арестовав лишь стоика-Назарова. Кое-кто сумел уцелеть. Теперь же надежды не было. Брундуляк расстрелял всех — прямо у стен Атаманского дворца. Тело Каледина выбросили из могилы. И — началось…

Мир мог быть доволен. Новый вариант выглядел даже эффектнее. Трупы в изорванном пулями белье — тотемный знак, великий символ рождавшегося на глазах Прекрасного Далека…

Да, могло быть хуже. Но сценарий уже нарушен, смерть Каледина не могла ничего вернуть. Эвакуация шла, приказ Назарова не действовал, молодые офицеры вскрывали банковские хранилища, ворота воинских частей и складов, эшелоны уходили строго по графику, колонны тянулись в Сальские степи. На вокзале, прикрывая уезжающих, рычали прибывшие из Ростова броневики, к поездам цепляли цистерны, полные горючего, а над авангардом Подтёлкова мерно и ровно кружили аэропланы, сбрасывая бомбы и сдерживая особо ретивых. Ростовские добровольцы без всяких сантиментов вытащили из квартиры собравшегося идти на смерть Митрофана Богаевского, бросили в авто, захлопнули дверцу. Через час, сидя за стальными стенами бронеплощадки, Председатель Круга, исполняющий должность Донского Атамана, уже подписывал указы. Плакал, хватался за сердце… подписывал.

Африкан Богаевский ухмылялся в усы — не слишком заметно, дабы не обидеть братишку.

Последний эшелон ушел не по графику, почти на сутки позже. Опомнившиеся горожане бросились на вокзал, ломились к вагонам, забивали платформы. Тех, кто не успел, опоздал, строили в колонны и уводили на восток — навстречу холодному ветру и жизни.

Автономов все-таки взял Морозовскую. Его эшелоны помчались на восток, к Лихой, затем повернули на юг… Поздно! Взорванные рельсы, искалеченные мосты, оборванные линии телеграфа… Колонны беглецов исчезали в морозном тумане.

Тихий Дон вступил в Гражданскую войну.

Как сибирский буран

Прискакал атаман,

А за ним есаулы лихие.

Он на сивом коне,

Карабин на спине,

При боках пистолеты двойные;

Кивер с белым пером,

Грудь горит серебром,

Закаленная сабля булатна…

* * *

— Ваше высокоблагородие! Разрешите обратиться к…

— Ох, сотник фон Приц! Что это вы к ночи устав вспомнили? Николай Федорович, между прочим, старший по должности.

— А вы, Александр Васильевич — по производству, к тому же мы находимся в вашем хозяйстве… Нет, нет, коньяк не буду, спасибо. Если это тот, которым нас снабжает генерал Богаевский…

— Ну и кадр ты вырастил, Николай Федорович! «Шустов» не по душе!.. Посидите, Сережа, с нами. Хреново оно как-то. Вроде и с людьми воюем… А выходит, и не с людьми. Выпейте, Сережа, выпейте, вы весь зеленый. Такое расследовать, каждый день видеть. Господи!..

— Чуть-чуть, да… Спасибо… Александр Васильевич, я и сам бы за милую душу напился, хоть самогоном, хоть по-пролетарски — денатурой. Сейчас не могу. Нужно ехать в штаб, к Чернецову. Есть новости.

— Юнкер Принц! Если вы по чьему-то недосмотру стали сотником, это не значит, что вам поручено отдавать приказы начальствующему составу… Сергей, да какие новости? Хотите я вам их сам сообщу? На севере восстала еще пара станиц, объявился какой-нибудь Мамантов или Фицхалауров, собрал две сотни казаков, назвал все это безобразие дивизией…

— Мамантов, угадали. Полковник Мамантов Константин Константинович, 2-й Донской округ, штаб в Нижне-Чирской. Николай Федорович, зачем вам только разведка, не понимаю? Но эту новость вы еще не знаете. Плохую новость. Очень плохую.

— Стойте! Сегодня… Первое апреля по Юлианскому, нет, уже второе… Плохая новость… Кажется, знаю, Сергей. Знаю… Черт, думал обойдется, утрясется как-то! Река Времен в своем стремленьи… Никуда она, выходит, не повернула… 31 марта под Екатеринодаром убит Корнилов.

— Николай Федорович, ты не пугай! Откуда ты… Сотник, неужели… Неужели правда?! Корнилов…

— Правда. Убит 1 апреля во время боев в городе, почти в самом центре. Пулеметная очередь в упор. После того, как погибли Неженцев и Деникин, Лавр Георгиевич лично возглавил штурм. Центр взяли, Автономов уже приказал отступить, начал эвакуацию, его заместителя Сорокина ранили, но тут… Тело вынести не удалось, погибли все, кто был рядом. Марков принял командование и начал отход. Что там сейчас, еще не знаю. Шансов почти нет, у Автономова впятеро больше войск… Не хотелось бы говорить, но… Николай Федорович! Александр Васильевич! Добровольческая армия… погибла.

— Добровольческая… армия… погибла… «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей и топит в пропасти забвения народы, царства и царей. А если что и остается чрез звуки лиры и трубы, то вечности жерлом пожрется и общей не уйдет судьбы…» Река времен в своем стремленьи… Река времен… Четвертые сутки пылает станица…