что погружаюсь на дно. Утопаю. Я пережила это чувство, эту беспомощную отстраненность в университете, пока я смотрела, как рушился мой мир. Конечно, тогда это случилось из-за сплетни в сестринстве о том, что у меня было венерическое заболевание — мелкой вспышки, которую можно было с легкостью остановить резким отпором и простой манипуляцией. Но тогда я еще не была доктором Ниной Райдер. Я была молодой и неуверенной в себе, со слишком большим носом и слишком маленькой грудью. Я завяла, бросила обучение и влюбилась в Xanax и постоянные заверения Мэтта.

Я не могла свалиться обратно в ту дыру. Вино — это одно дело. Таблетки — другое.

Я подвинулась, положила голову на подлокотник и попыталась не думать о предыдущих жильцах, чьи грязные руки в свое время нередко бывали там же. О просыпанной еде, каплях пива, всем этом, впитавшемся в синюю ткань. Мне повезло, что она хотя бы не хлюпала мне на ухо.

Я вздохнула и попыталась вспомнить, почему Уильям Уинторп показался мне хорошей идеей. Сев, я потянулась вперед, подцепила пальцем ручку сумки и подтащила ее к себе. Открыв ее, достала бутылку вина и поставила ее на стол, а затем огляделась в поисках чашки.

* * *

Лежать на полу было больно, но я не могла сдвинуть ноги. Это вино. Слишком много вина. Я когда-нибудь пила так много? Прошлый раз, когда я так напилась, случился десять лет назад. Уильям… нет, Мэтт… отнес меня в кровать. Принес мне ведро и вытер мне лицо, когда меня стошнило. Он хорошо обо мне заботился. Так меня любил. Так много прощал. Той ночью он сидел возле меня на кровати и поглаживал мягкими пальцами по волосам, пока я не заснула.

Теперь у меня не было никого, чтобы погладить мне волосы, отнести меня в кровать или принести мне ведро, когда меня тошнило. Рвота подступала. Я чувствовала ее, текущую по моим внутренностям в неправильном направлении.

Я с трудом перевернулась на бок и уставилась на свой серебристый телефон, почти касавшийся моего лба.

Мне придется заявить о банкротстве. Мне придется найти новую работу. Какую? Финтес-тренером? Господи, я стану одной из тех женщин. За сорок, щеголяющих в лайкре днями напролет, публикующих в Instagram послания об ограничении углеводов и вдохновении, используя хэштеги вроде #всегда40 и #упорство.

Я потянулась за телефоном. Мне нужно было позвонить Уильяму. Конечно же, он помнил, как хорошо нам было вместе. Разве он этого не видел? Не чувствовал?

Я набрала его номер, но, как и в любой другой раз, он не ответил.

Эпилог

Уильям

Год спустя

Когда наступил нужный момент, дом Райдеров пал тремя частями. Первой была сторона с хозяйской спальней, с тем балконом, откуда упал Мэтт. Их спальня и ванная смялись под ударами груши для сноса зданий, осев внутрь дома, как гнилая тыква.

Следующей рухнула передняя часть. Крыльцо, которое Нина так тщательно украшала к четвертому июля в безвкусной попытке посоревноваться с моей женой. Огромное фойе, где полиция искала следы. Кабинет Мэтта, где Нина подписала документы о разводе. Все было уничтожено, разобрано и распихано по мусорным бакам. Десять из них были заполнены и вывезены через служебный вход в район, а потом вернулись пустыми.

За этим последовал остаток дома. Кухня, на которой мы с Ниной шепотом пообещали держаться подальше друг от друга. Гостиная, где мы все пили за нашу дружбу. Бассейн, крытая беседка, джакузи. Рабочие потратили неделю, чтобы все это убрать. Кэт сидела в нашем саду за домом с чашкой горячего шоколада в руках и наблюдала с легкой улыбкой, играющей на ее красивом лице.

Моя мать когда-то сказала, что у меня слабость к сумасшедшим женщинам. Она озвучила это мнение, когда я был в третьем классе и влюбился в Сильвию Пинкет, девочку, скакавшую вокруг нашей игровой площадки, притворяясь лошадью. В дни, когда дул сильный ветер, она ржала и подскакивала, а потом упиралась руками о землю и подкидывала ноги в воздухе. Я считал ее красивой. Восемь лет спустя, когда она помочилась в миску пунша на рождественском банкете Клуба предпринимателей, психиатр подтвердил все наши подозрения и отправил в психушку на севере штата, пресекая все мои фантазии о необузданной страсти Сильвии.

Мое влечение к чокнутым женщинам, казалось, так и не прошло. Я полагал, что с Кэт оно затихло, но ошибался.

Моя жена, как и Сильвия, была чокнутой.

Я всегда подозревал это, но наконец-то убедился сам. Не то чтобы немного сумасшествия это плохо. Если честно, меня возбуждало осознание того, сколько работы моя дорогая жена вложила в наш брак, и наблюдение за ложью, срывавшейся с ее губ, за притворной обеспокоенностью, которую она изображала перед другими, за тем, как она с легкостью контролировала события, и все это ради нашего брака.

Если бы Кэт была Сильвией, она бы заставила всех на том балу поглядеть на свои стаканы, а затем свалила бы вину на других гостей. И это, среди прочего, одна из причин моей любви к ней.

И я действительно любил ее. Даже больше, чем на прошлой неделе, и в прошлом году. Я думаю, для пар это редкость — быть все еще влюбленными спустя десять лет брака, но мы были. Именно поэтому я все еще не мог понять, почему я вообще взглянул на Нину Райдер.

Возможно потому, что мне нравились чокнутые женщины, а она идеально подходила под определение.

Возможно потому, что мне стало удобно в любви с Кэт, а Нина представляла собой необходимый мне риск.

Возможно, часть меня хотела узнать, попадусь ли я и что сделает моя милая, идеальная жена, если узнает.

Возможно потому, что от реакции Кэт моя неуверенность сгладилась, когда я увидел, как она борется за меня.

Я хотел увидеть это сумасшествие. Буквально жаждал этого. Вел себя небрежно, безрассудно и ждал, пока все взорвется.

Но этого не случилось. Загадочным образом ничего не происходило, и я подбирался все ближе к черте с Ниной, как мазохист, просящий порки. Я был абсолютно уверен, что, конечно, со дня на день, приду домой к серьезно разъяренной жене. Я брел вперед и абсолютно не замечал хлебные крошки, разбросанные Кэт. Не замечал до тех пор, пока не сел напротив нее подписать документы на покупку дома Нины и Мэтта.

Я прожил завершение на автопилоте, обдумывая все события, приведшие нас к этому моменту, все еще борясь со своей уверенностью, что Нина Райдер не могла попытаться