— Она уснула. Где-то я её видела…

Михаил улыбнулся в ответ:

— Не психуй. Всё нормально. Николай и люди уже прибыли и обустраиваются. Завтра будут нарезать поля, а потом вспашка пойдёт. Так что к весне у нас будет первый урожай.

— Твоими бы устами… Стой! Не уходи от ответа.

Мужчина снова улыбнулся:

— Да уж… Теперь совсем меня не боишься?

Лана покраснела — она вспомнила, какой при первой их встрече он внушил ей ужас… Сейчас-то уже привыкла, а когда стала женой старшины — узнала многое. И удивляется до сих пор. Тащить на своих плечах такую тяжесть! Знания давно умерших эпох, защиту человечества… Это сейчас у него есть друзья и единомышленники. А ведь поначалу… Она передёрнула плечами, и Михаил сразу насторожился:

— Ты чего?

— Так. Не обращай внимания. Так где, говоришь, я её могла видеть?

Мужчина вздохнул:

— Ничего от тебя не утаишь… Из деревни она. Одно время я нанимал её на зиму. Вместе с той рабыней, что спас от нага…

Девушка хлопнула себя по лбу:

— Точно! У вас же тогда ничего не сложилось, и ты отправил её домой, к родителям. А потом и притащил всех сюда… Но подожди, она же должна была отправиться вместе со всеми!

Мужчина махнул рукой в отчаянии, переступил распаренными ногами в тазике…

— Сбежала с переноса… И едва не отправилась на тот свет. Как жива осталась — непонятно.

Внимательный взгляд голубых глаз в ответ, потом лёгкая улыбка заиграла на полных, красиво очерченных губах:

— И пришла к тебе?

— Скорее, я к ней. Вытащил из водоворота…

— Понятно. Но осталась она из-за тебя.

Это была не простая констатация факта, а утверждение. Что он и подтвердил лёгким наклоном головы. Улыбка Ланы стала лукавой:

— И никуда ты не денешься…

Михаил пожал плечами:

— Сначала нужно выжить. А там — посмотрим. И ещё… Ты же знаешь, что мне с вами не везёт… Старое проклятие…

— Скорее, посыл нагов. Они тебя чуют, но не видят. Точнее, видят, но силёнок у них маловато. И потому обрушивают свой страх на тех, кто рядом с тобой…

— Возможно. Но…

— Если ты будешь жить с ней в Новых Землях, то всё будет нормально.

— И ты туда же?! Просто дочка мне её… Прикипел, короче. Как родная Иришка мне. Как собственная. А вот мама её… Равнодушен. Абсолютно.

Острый взгляд из-под нахмуренных бровей, исчезнувшая улыбка. Затем тяжёлый вздох:

— Стерпится — слюбится.

— Да не могу я так… И грех её смерти брать на душу не хочу… И так девчонке в жизни не повезло… Ещё и жить с человеком, который её не любит.

— Зато она тебя — очень… Сразу видно, если на такое решилась. И знаешь что?

— Что? — эхом откликнулся он.

Лана снова улыбнулась, только немного грустно:

— Мне почему-то кажется, что её любви хватит, чтобы в конце концов и ты её полюбил. Может, так и будет. А может — нет… Надо выжить для начала… Там — увидим. Будущее покажет.

— Выжить — легко. Склонить голову. Встать на колени. Умолять о пощаде. Герцогу нужны рабы? Нужны. Зачем ему безлюдные земли? Но это — не по мне. Да и остальным тоже. Сама видела — даже вольные и одиночки пришли на зов, узнав о том, что будет весной.

— Как только они поверили…

— А такими вещами не шутят. Те, кто лгал, — давно уже умерли. Сейчас слово ценится гораздо больше всего остального.

— Согласна.

Она тоже кивнула. Потом поднялась со стульчика, на котором сидела, когда растирала Олесю, накрыла молодую женщину тёплым покрывалом:

— Фигура у неё… Потрясающая… Смотри, много теряешь! Ладно. Я пойду.

— А мне где спать?

Девушка развела руками:

— Кровать большая. Обоим места хватит. Так что укладывайся. Завтра будет тяжёлый день. Даже очень тяжёлый…

— Мать…

— Нечего ругаться! — тут же сердито отпарировала девушка: — Ты Джека Лондона читал?

— Ну?

— Не нукай. Не лошадь. Крепкое словцо, отпущенное к месту, — облегчает душу. А частая ругань лишает её смысла.

— Запомню.

— Всё. Спи. Подниму рано. Спокойной ночи…

Вышла, аккуратно и тихо закрыв за собой дверь. Михаил некоторое время сидел неподвижно. Затем взял оставленное Ланой полотенце, вытащил из тазика красные ступни, тщательно вытер. Надел плетённые из ремешков тапочки, прошлёпал в душ. Горячая вода потекла из бойлера с тихим шумом. Разделся, открутил краны, встал под воду. Сразу стало легче. Начало отпускать сумасшедшее напряжение, в котором он был последнее время. Лёгкий плеск привёл в порядок растрёпанные до невозможности нервы. Так простоял минут десять, пока не кончилась горячая вода. Закрыл краны. Вытерся, закутался в полотенце, вышел обратно в комнату. Олеся крепко спала, от неё исходил запах спирта, которым растирали молодую женщину. Михаил пошарил глазами по комнате, нашёл большой шкаф. Ожидание его не обмануло — это был бар. Выудил квадратную бутылку зелёного тёмного стекла, пару секунд рассматривал жёлтую этикетку:

— Бифитер… Сойдёт…

Прямо из горлышка, не закусывая, сделал большой глоток. Скривился, сплюнул осторожно в забытую кем-то пепельницу. Затем выключил свет и нырнул под одеяло. Олеся даже не шевельнулась. Настолько она была вымотана и духовно и физически за эти два дня… Михаил пошевелился, устраиваясь поудобнее, пару раз случайно коснулся её горячего тела, почувствовал, как хозяйство между ног начало шевелиться, но усилием воли удержался от дальнейших действий. Впрочем, удалось ему это с трудом, у него уже полгода не было женщины…

Люда ходила с животиком. А на сторону островитянин ходить был не приучен. А потом — сплошная горячка похорон, обустройства ребёнка и подготовка к переносу. Ещё — Храм… Словом, тяжко. Хотя, сделай он сейчас это — Олеся только счастлива будет… Но — нет. Нет, он не хочет калечить ей жизнь… Не хочет…

…Проснулся от полузабытых домашних запахов. Так, ещё до чумы, начиналось воскресное утро. Мама всегда в этот день пекла блины. Вставала пораньше, когда остальные члены семьи ещё спали. Разводила тесто. Вроде немудрёный рецепт: мука, соль, сахар, молоко, пара яиц, щепотка соды. А вкуснотища невероятная. Домашних будил аромат свежих блинов. Пусть не получались у неё тонкие и большие, как пекла её подруга, бывшая учительница Михаила, но зато с вареньем, особенно черничным, парень лучше в жизни не пробовал… Потянулся… Может, ему снится? Да нет вроде… Потянул носом и тут же услышал хихиканье, а потом весёлый голос Ланы:

— Проснулся твой. Видишь, носом водит.

— Ой… Разбудили… Ему бы отдохнуть…