– Рекламная кампания предназначена для Соединенных Штатов. И мне был нужен именно американский акцент Фэй. – Он поднял руку с поднятым указательным пальцем, затем бессильно опустил ее, тряхнув головой. – Черт побери, Сьюзан, вы же прекрасно понимаете, что дело вовсе не в произношении. Иногда вы побеждаете, иногда терпите поражение. Никто на свете не может объяснить, почему одни идеи зажигают сердца, а другие оставляют равнодушными. В данном конкретном случае мы проиграли. Но я вовсе не собираюсь терять время, обвиняя кого-либо. Возможно, у нас родится другая, более привлекательная идея.

– Возможно, но только не при ее участии. – Сьюзан произнесла эти слова с такой открытой враждебностью, что Бернард удивленно отпрянул. – Она больше не участвует в проекте. Вы привлекли ее к разработке концепции через мою голову и, если я собираюсь спасти положение, Бернард, – а вы же знаете, что только я в состоянии это сделать, – то буду действовать так, как считаю нужным.

Она посмотрела на Фэй уверенным презрительным взглядом, что тотчас же напомнило ей ее бывшего мужа.

Фэй тоже посмотрела на Сьюзан в упор. Она прекрасно знала этот тип людей. Такие никогда не соглашаются быть на вторых ролях, на встречах в ресторане непременно заказывают самые дорогие блюда, независимо от финансовых возможностей пригласившего их человека, и никогда не платят сами. Их не волнует правило «Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе» – для них это ничего не значащая ерунда. И, прежде всего, они не следуют библейской истине «охотно терпеть неразумных»[15]. Уж себя-то такие люди, как Роб и Сьюзан, неразумными не считают. И что самое ужасное, их вера в собственное величие неколебима. Фэй по собственному опыту знала, что никакие разумные аргументы не помогают договориться с представителями этого племени.

– Я все прекрасно понимаю, – спокойно произнесла она. Она не хотела слушать то, что говорил Бернард, видеть его невольное согласие со Сьюзан. Она не испытывала в отношении Сьюзан ни малейших иллюзий. Фэй точно знала, к какому типу людей та относится: она была сущий Капитан Крюк. Гламурный блеск снаружи и гнилая сердцевина внутри. Самолюбование и полное отсутствие порядочности.

– Да, ситуация именно такова, – спокойным голосом продолжала Фэй. – Никому на свете так не был нужен этот контракт, как мне. Я сделала все возможное, но проиграла. Что касается вас, Сьюзан, – добавила она, бросая на нее пронзительный взгляд, – вы ничего не прибрели и ничего не потеряли. Вы не привнесли ни единой идеи в концепцию рекламной кампании, не потратили на ее разработку ни минуты времени и ни капли усилий. Вы и пальцем не шевельнули для успеха команды. И перед вами я и не подумаю извиняться. Да, мне очень жаль, что так получилось. Но я сожалею лишь о том, что подвела свою команду. Что подвела тебя, – произнесла она, глядя на Бернарда. Она внутренне сжалась при мысли обо всех, кого она невольно подставила. Фэй встала и принялась собирать бумаги.

– А теперь, если позволите, мне пора идти. Меня ждут люди, которые для меня важнее всего на свете.

По пути домой, в метро, Фэй улыбалась незнакомцам, уступила место старичку и, когда он спросил ее, почему она улыбается, ответила: «Я только что потеряла работу». Увидев изумление на его лице, она вдруг осознала, что не нормально испытывать такое веселье, когда здравый смысл говорил ей о том, что ее жизнь сломана, все надежды на успешную карьеру разлетелись вдребезги и она теперь никто – просто половая тряпка, о которую любой может вытереть ноги. Но самое странное было то, что она ничего подобного не чувствовала. Напротив, на сердце у нее было удивительно легко и ей даже хотелось летать. Она чувствовала, что наконец освободилась от всех сомнений и тревог, одолевавших ее столько лет.

Ведь она нашла в себе силы противостоять Сьюзан Перкинс, сумела за себя постоять – даже если и лишилась работы в проекте. А если и так – что это меняет в ее жизни? Она, несомненно, найдет другую работу. Возможно, придется срочно собирать вещи и снова перебираться в Чикаго или Нью-Йорк, но какое значение имеет расстояние в несколько миль на пути длиною в жизнь? Даже ее беспокойство и страхи по поводу бывшего мужа улетучились, сгорев в огне этой приобретенной уверенности в собственных силах.

Она беззаботно рассмеялась и сжала в пальцах золотую звездочку, висевшую на шее. Бог мой, она даже думать стала, как Венди!

Подойдя к дому номер четырнадцать, она распахнула входную дверь и обнаружила там миссис Джеркинс, которая восседала, забросив ноги на соседнее кресло, попивала чай и читала книгу в мягкой обложке – женский роман, не иначе. Детей нигде не было видно. Заметив ее, миссис Джеркинс подавилась и принялась кашлять, наклонившись вперед, отчего чай выплеснулся на ее платье.

– Не беспокойтесь, – произнесла Фэй и вышла из комнаты, не желая слушать объяснения сиделки. – Я знаю, где искать детей.

Фэй теперь знала весь дом, как свою собственную квартирку. Она ворвалась в бывшую детскую, раскрасневшаяся и счастливая, и обнаружила там, что Мэдди и Том сидели, уютно устроившись на кушетке у окна, по обе стороны от Венди. Она оглядела комнату, но не нашла там Джека. Увидев мать, дети вскочили и с радостными криками и бросились к ней в объятия, беспрестанно спрашивая: «Ну, как все прошло?»

Фэй попыталась объяснить им, что все сложилось не очень удачно, но, несмотря на это, все равно все будет хорошо. Им не о чем беспокоиться. Самой большой наградой был свет надежды в глазах Мэдди. Глядя поверх их голов на Венди, она заметила легкую тревогу на лице старушки.

– Представляете, я вдруг увидела маленькую феечку на моем плече, – произнесла Фэй вместо объяснения.

Брови Венди вопросительно поднялись, и она принялась пристально вглядываться в лицо молодой женщины.

– Точно, – ответила старушка, кивая с самым серьезным видом. – Я и теперь вижу фею на вашем плече.

Мэдди и Том подошли поближе и, сощурив глаза, принялись глазеть на ее плечо.

– Что будет теперь с вашей работой в агентстве, милая? Что вы теперь собираетесь делать?

– Что-нибудь да придумаю. Мне совсем не страшно, понимаете?

– Конечно, понимаю. Ну что ж, этот день был для вас полон волнующих событий! Садитесь и выпейте с нами чашечку чая. Надеюсь, вы не откажетесь? А потом вы мне все расскажете по порядку. Детки, будьте любезны, уберите ваши чашки. И если вы вымоете руки после того, как полакомились этими липкими сладкими плюшками, то сможете приступить к рисованию, как я вам и обещала.

Позже, когда дети уже возились с красками и кисточками и потеряли интерес к разговорам, Фэй поведала Венди всю правду об утренних событиях. О том, как мистеру Хэмптон-Муру не понравилась ее концепция, о разочаровании своей команды, глубоком чувстве вины за то, что она поставила под удар карьеру Бернарда. Она не могла особо вдаваться в детали, рассказывая о несносном поведении Сьюзан Перкинс, так как не хотела казаться злобной стервой в глазах Венди. Когда она наконец закончила, старушка налила ей вторую чашку чая, как ни странно, не произнося ни слова. Фэй откинулась на пухлые мягкие подушки и нежно погладила шелковые яркие кисточки. Надо сказать, ей стало гораздо легче на сердце после того, как она излила Венди душу.