В словах комфлота Кузнецов почувствовал упрек в свой адрес.

— У нас много чего нет на флотах, тому есть объективные и субъективные причины. Будем их анализировать после войны. Теперь же надлежит умело воевать тем, что у нас есть, проявлять смекалку. Холостякову нечем было перевозить морем танки «КВ», но выход он нашел, и танки попали на Керченский полуостров. Это и есть смекалка!..

Они долго обсуждали различные флотские проблемы. Подводя итоги, нарком сказал:

— Значит, так. Перевозки людей и грузов в Севастополь производить боевыми кораблями и быстроходными транспортами. И прикрывать их с воздуха. Перевозки на Керченский полуостров осуществлять малыми кораблями, сейнерами, катерами, а крупные грузы — на боевых кораблях. Все ясно?..

«Что-то в этот приезд Николай Герасимович больно крут», — отметил про себя Октябрьский, но ему ничего не сказал.

Весь день нарком был на ногах, даже не успел позвонить в Москву. Он так устал, что остался в Поти ночевать на корабле, а утром собирался улететь на гидросамолете в Керчь. Но его планы сломались. Рано утром силами восьми дивизий после массированной артиллерийской и авиационной подготовки Манштейн перешел в наступление против войск Крымского фронта. Основной удар был нанесен вдоль побережья Феодосийского залива, в полосе обороны 44-й армии.

— Наши войска отступают, Николай Герасимович. Я приказал подготовить корабли к обстрелу побережья у Феодосии, — объявил Октябрьский.

«Кажется, случилось то, чего так боялся главком Буденный», — только и подумал Кузнецов.

— Я вылетаю в Новороссийск! — Он стал одеваться.

Приводнились у самого берега. Наркома встретил капитан 1-го ранга Холостяков. Он был также обеспокоен тем, что немцы прорвали фронт и приближаются к Керчи.

— Где главком маршал Буденный? — спросил нарком.

— Улетел в Краснодар, в свой штаб. С ним адмирал Исаков.

Переговорив с Холостяковым, куда и какие суда направлять, Кузнецов вылетел в Краснодар. А через час он вошел в кабинет главкома.

— Плохи дела, Николай Герасимович, — грустно произнес Буденный. — Войска генерала Козлова отступают, и у меня, главкома, нет никаких резервов, чтобы помочь Крымскому фронту. Да, чертовски нам не везет! Если немцам удастся захватить Керчь, они все силы бросят на Севастополь… Только сейчас я получил приказ Ставки выехать в район штаба Крымского фронта, чтобы навести порядок в Военном совете фронта, заставить Мехлиса и Козлова прекратить работу по формированию войск в тылу, срочно выехать на Турецкий вал и организовать устойчивую оборону. — Он взглянул на Кузнецова, сидевшего за столом напротив. — Понимаешь, моряк, что-то Мехлис и Козлов не ладят, и это обеспокоило Верховного, — резюмировал Семен Михайлович.

— По-моему, забияка этот Мехлис, — обронил Кузнецов. — Мне приказано прибыть в Москву. Я звонил по ВЧ маршалу Шапошникову…

— Мы с адмиралом Исаковым летим в Керчь…

Уже в Москве Николаю Герасимовичу стало известно о том, что когда главком Буденный и его заместитель адмирал Исаков из Тамани на катере прибыли на Керченский полуостров, на подступах к городу шли ожесточенные бои. Черноморскому флоту был отдан приказ о прекращении отправлять грузы для Крымского фронта, весь свободный тоннаж, пригодный для переправы через Керченский пролив, посылать в Керчь.

«Это катастрофа!» — только и подумал Кузнецов. Он вышел на связь с Октябрьским и приказал направить в Керчь все плавсредства и суда, находившиеся в этом районе.

— Надо как можно больше вывезти из Керчи войск! — кричал в трубку нарком. — Вы слышите меня, Филипп Сергеевич? Все, что есть, послать туда! А крупными кораблями обеспечьте артподдержку… Что? Не слышу, повторите… Так, понял, лидер «Харьков» уже вышел на боевую позицию! Посылайте другие корабли и не мешкайте!..

— Ну, как съездили? — спросил Шапошников, когда к нему вошел Кузнецов. — Садитесь, голубчик. Я вижу, вы чем-то недовольны?

— У меня в душе все кипит, Борис Михайлович, — признался Кузнецов, садясь рядом.

Лицо у Бориса Михайловича было серо-белым, видно, в последнее время его сильно мучила болезнь, но он старался не подавать виду. Даже глаза, обычно веселые, живые, смотрели печально. «Ему, наверное, очень плохо, а он несет такую нагрузку», — посочувствовал маршалу нарком и продолжал:

— Тем недоволен, как организована оборона в Крыму. Немцы не только прорвали фронт, но и быстро покатились к Керчи.

— Это и меня огорчило, — вздохнул маршал. — Верховный в гневе. Да, наши просчеты в Крыму очевидны, и за них солдаты заплатят своей кровью — вот это страшнее всего. Ну, а если Манштейну удастся взять Керчь, Севастополь долго не продержится.

— Я тоже так думаю…

— Идите, голубчик, отдыхайте. — Шапошников встал. — Завтра утром я вас жду. А сейчас тороплюсь к Верховному.

Несколько мгновений маршал стоял у стола, опершись на него руками. Было такое впечатление, что он хочет сказать еще что-то, но отчего-то не решается.

— Так я пойду, Борис Михайлович?

— Одну минуту! — Шапошников взял Кузнецова за руку, словно боялся, что тот уйдет. — Пока вы были на юге, на Северном флоте произошло ЧП, и о нем доложено Верховному.

— Что еще за ЧП? — У наркома запершило в горле.

— Потоплен английский крейсер «Эдинбург». Вы же знаете, что на крейсер было погружено около шести тонн советского золота в счет оплаты грузов по ленд-лизу. Теперь оно на дне океана. Верховный распорядился основательно разобраться в этом деле.

Все выскочило из головы наркома, лишь одна мысль сверлила мозг: пропало золото! Что же произошло? Адмирал Алафузов рассказал подробности гибели крейсера. Его атаковала немецкая подводная лодка, взрывом торпеды разорвало корму. Надо было взять крейсер на буксир и отконвоировать в Мурманск, но время было потеряно и «Эдинбург» атаковали три немецких миноносца — корабль вовсе лишился хода. Тогда англичане добили крейсер. В снятии экипажа участвовал и наш сторожевой корабль «Рубин». Золото утонуло вместе с крейсером.

— Почему его не перегрузили на другие корабли, ведь «Эдинбург», как я понял, еще долго оставался на плаву? — спросил Кузнецов.

— Ничего больше не знаю, Николай Герасимович. Хотел уточнить у Головко, но маршал Шапошников сказал, что вызовет вас в Ставку и вы все выясните у комфлота: мол, все равно наркому докладывать об этом Верховному.

Головко вышел на связь поздно ночью. И то, о чем он доложил, удручающе подействовало на Николая Герасимовича. Комфлот заявил, что в гибели крейсера виновны командир «Эдинбурга» кептен Фолкер, а также командующий силами охранения конвоя контр-адмирал Бонхэм-Картер. Крейсер, выйдя в море, не занял свое место в общем строю кораблей, а вышел далеко вперед, один, без охраны эсминцев. Субмарина этим воспользовалась и выпустила по нему торпеду. К подбитому крейсеру Головко направил эсминцы «Гремящий» и «Сокрушительный», о чем по радио сообщил командиру крейсера.