Ворон спокойно занимался ужином, под столом возился довольный жизнью и обществом Котик, а виконту было неудобно, словно он вышел к гостям без панталон или, того хуже, в белых штанах. Выгадывая время, Марсель жевал «плачущий» сыр и пытался подобрать слова, а они не подбирались.

Неловкость заявила о себе еще вчера, но виконт списал ее на свою манеру сбегать от чужих хворей. Родитель в счет не шел, ибо скрыться от него не получалось, и Марсель привык. Он собирался привыкнуть и к Ворону, но сейчас понял, что тот не так уж и изменился, если вообще изменился, это с собой нужно было что-то делать. Немедленно. Обычно Валме не задумывался, что говорить, не считая, разумеется, тех случаев, когда приходилось врать умным людям, но сегодня слова казались лягушками. Они выпрыгивали изо рта, шмякались на пол, скакали по столу, лезли в тарелки, и ничего забавного в этом не было.

— Проклятье, — признался наконец Марсель, — всякий раз, бывая при дворе, я хочу убить Ракана. Но знали бы вы, как с ним легко!

— Не сомневаюсь, — светским тоном произнес Алва. — Когда встречаешь дурака и поганца там, где ожидаешь его встретить, и впрямь ощущаешь легкость. Отправлять к Леворукому проще людей неприятных. Навозную муху или бешеного пса прикончить легко. В определенном отношении… Вам еще не приходилось добивать лошадь?

— Мне приходилось добивать собственного короля, — сумрачно произнес Валме и вдруг понял, что неловкости больше нет. — Так я могу докладывать?

1

О том, что Валме у Капуль-Гизайлей, Робера оповестил жизнерадостный басовитый лай, перемежающийся кокетливым тявканьем. Стало грустно и досадно. Не на урготского посла — на себя и дурацкую привычку хвататься за радугу. Мэллит любила Альдо, а Марианна… Красавица при всех своих достоинствах оставалась куртизанкой. Ждать от нее чувств было глупо, но Робер отчего-то ждал, а баронесса принимала в спальне пузатого посла — и вряд ли только его. Конечно, кавалеров можно разогнать не золотом, так шпагой, но какой смысл получить в безраздельную собственность одно лишь тело. Верность из невозможности измены — хоть мужчине, хоть знамени, хоть чести — стоит недорого.

Эпинэ натянуто улыбнулся, избавился от плаща и шляпы и угодил в довольно-таки мерзкую компанию. Приходилось признать — из тех, кто по зиме зачастил к Капуль-Гизайлям, Валме, без сомнения, был одним из лучших. Допусти баронесса до себя хотя бы младшего Тристрама, Робер вряд ли бы сдержался, но сегодня командующий гвардией отсутствовал. Надо полагать, корпел над бумагами, готовясь к высочайшей проверке. Дика с Мевеном тоже не было видно, а Рокслей сидел за карточным столом с помятым старикашкой и парой судейских. Хозяевам было не до них — барон Коко перешептывался с музыкантами, а в углу под картиной с красивыми рыцарями Марианна улыбалась полудюжине бездельников, среди которых был и урготский посол.

Пряжки на башмаках графа сверкали ярче полуденных снегов, а камзол цвета топленого молока украшали золотистые, в тон платья хозяйки, кружева. Банты из той же материи болтались на ошейнике посольской псины и на шее крутящейся под ногами левретки. Захотелось хлопнуть дверью, но Марианна уже посылала воздушный поцелуй. Окружившие красавицу кавалеры дружно повернули головы и закивали. Пришлось подойти.

— Милый Робер, — проворковала баронесса, — ваши бесконечные дела становятся невыносимыми! Я не видела вас целую вечность!

— Вечность не может вместиться в три вечера, — на шее женщины нежно мерцал крупный жемчуг, раньше Робер его не видел, — но мое отсутствие сделало вас еще… роскошней.

— Вечность может вместиться и в миг, но я должна вам представить новых друзей Коко. Барона Фальтака вы уже знаете. Как и господина Сэц-Пьера…

— Сударыня, — с раздражением произнес похожий на ставшую ящерицей лисицу господин, — я уже просил вас не упоминать при мне чьи бы то ни было титулы. Мне претит любое возвеличивание двуногих скотов, полагающих себя выше породившей их натуры.

— Утверждая свою избранность, люди выдумали себе Создателя, — вступил в разговор щекастый гость; Марианна не успела его представить, но в отличие от многомудрых собратьев он был лыс и тучен, — нематерьяльный фантом, позволяющий любому глупцу ощущать свою значимость, оставаясь, по сути, животным.

— Не оскорбляйте животных, — потребовал Фальтак. — Люди отличаются от них в худшую сторону, так как запирают себя в вонючих клетках и, отринув здоровую пищу, пожирают несовместимое и изуродованное.

— Барон, вы меня пугаете! — закатил глаза Валме. — Кстати, вам пора на встречу с нематерьяльной сущностью. Полночь пробило довольно давно. Я вас провожу и засвидетельствую свое почтение старине Валтазару. Поверьте, ему с вами несладко…

— Ужин для господина Фальтака сервирован, — низким мелодичным голосом добавила баронесса. — Это очень здоровая пища. Овощи, вода и ничего… изуродованного.

— Зато я не прочь отведать изуродованной ветчины, — засмеялся кавалер Дарави и подмигнул то ли Роберу, то ли родичу Берхайма, имя которого вылетело у Иноходца из головы. — Ради нее я согласен слушать не только птичек, но и умников.

— Вот! — поднял руку отнюдь не спешащий на встречу со здоровой пищей Фальтак. — Вот истинное отношение к…

— Простите, — перебил Робер, — мне нужно… переговорить с Рокслеем!

Кавалер Дарави шумно втянул в себя воздух, Валме посторонился, философы понимающе переглянулись, баронесса не шевельнулась. Золотистые жемчуга стоят дорого, а послезавтра Халлоран явится за полковым жалованием. Если он вернется ни с чем, кавалеристы станут ненадежны. Халлоран — честный служака, как он поступит, когда начнется? Отсидится в казармах? Будет защищать Альдо? Положится на судьбу?

— Мне везет, — вместо приветствия сообщил Рокслей. Он пропускал этот круг. — Зачем мне везет?

— У везения свои резоны, — отшутился Эпинэ. Он не слышал, что говорят в углу, но баронесса смотрела на Валме, а Дарави с кузеном Берхайма ржали.

— Есть примета. — Дэвид поднялся от стола и теперь стоял рядом с Робером. — Тот, кто скоро умрет, не проигрывает. Мне везет третий вечер подряд. Я пробовал поддаваться, даже сбросил не ту масть, а Дарави зашел со Скал. Я взял круг на пустое Сердце… Это было Сердце Скал, Эпинэ. Понимаете, что это значит?

— Да-да, — невпопад ответил Иноходец, глядя на Марианну. Она улыбалась всем и Валме.

— Прошу прощения, — своим обычным каменным голосом ответил Дэвид, и Робер почувствовал себя тупой скотиной.

— Простите, Дэвид, — торопливо произнес он, — я уже давно не верю приметам. К тому же меня вывели из себя эти трое. Я видел похожих в Агарисе. Они приходили в гости к Матильде, говорили и ели. Ели и говорили. О деле великой Талигойи, о Чести, о своих предках, об Олларах, о тех, кто сидит во дворцах. В их дворцах, как они утверждали. Теперь они при дворе. Кто не разбежался, и кого не задавило в Доре. Они едят и говорят. Эти пока не во дворце, но уже едят и говорят…