– Превосходно.

– Я сам их у вас приму.

Она с улыбкой кивнула:

– Так мне будет спокойнее.

– После этого я больше не хочу вас видеть на Набережной. Вы исчезнете и полетите в Испанию, а свои тамошние находки передадите нам. Если они способствуют расследованию, то мы, грешные, официально их оформим и возьмем на себя.

– Договорились.

– Заодно уточним информацию, полученную от Лесли Бекаро насчет этих форумов murderabilia. Я разработаю стратегию на вечер воскресенья. Надо разузнать, что это за садомазо-клуб, и посмотреть, где там можно устроить засаду. Привлекать двух других моих лейтенантов, Робийяра и Левалуа, не будем. Однако я введу их в курс дела на нашем вечернем собрании, хотя чем меньше они будут знать, тем лучше. Предпочтительней остаться в узком составе. То есть это будет исключительно между вами, мной и Люси с Франком. Раз нельзя вас поддержать официально, сделаем это неофициально. Но мы будем с вами рядом, не бойтесь.

– Очень мило. Еще немного, и я пожалею, что выбрала жандармерию, а не полицию.

Белланже улыбнулся, как уже давным-давно не улыбался.

– Вторая женщина в моей команде не помешала бы. Я всегда был за паритет.

– Я подумаю.

Их взгляды снова встретились, в этот раз надолго. Наконец смущенный Николя кивнул ей и вернулся в гостиную. Камиль незаметно проводила его глазами, потом посмотрела на небо в поисках падающей звезды. Это отец объяснил ей, что такое Персеиды. Она вспомнила вечера, когда они оба сидели в их саду, любуясь небосводом. Он показывал ей созвездия и даже позволял взять в руки – наверняка единственный раз в году – свой бинокль «Бушнелл».

Бинокль… Глаза…

И вдруг Камиль бросилась в гостиную. Николя уже направлялся к двери.

– Поняла! – воскликнула она.

Все удивленно воззрились на нее. Даже младенцы повернули головы.

– Я поняла, – повторила она уже спокойнее. – Насчет Эль Бендито.

– И что вы поняли? – спросил Николя, возвращаясь в гостиную.

Камиль подошла ближе:

– Главное, что интересовало Флореса, – это взгляды. Можете вернуться в его фотолабораторию, но не найдете ни одного портрета, где не было бы видно глаз. Флорес был перфекционистом и заставлял зрителей размышлять о своих работах. Открывал им доступ в свою вселенную. – Она протянула руку к Николя. – Вы уже уходите, мне очень неловко, но… не могли бы вы снова достать фотографию этого аргентинца?

Белланже кивнул. Он порылся в своей папке и протянул ей фото, где Эль Бендито жестом изображал невидимый бинокль. Камиль проверила свою гипотезу и коротко улыбнулась:

– Так и есть.

– Ничего не говорите, лучше покажите, – сказала Люси, пожелавшая принять вызов.

Она сунула Жюля на руки Шарко и сосредоточилась на портрете аргентинца. Дубленная солнцем кожа, брови домиком. Слегка приоткрытый, скошенный рот. Руки, прижатые к глазам, словно бинокль.

Люси пожала плечами:

– Ну, на этот раз ему не удалось поймать взгляд… Хотя не понимаю, что из этого следует.

– Наоборот, он сделал видимым его взгляд, – поправила ее Камиль. – Ведь его взгляд, его глаза – это руки.

– Наверняка я выпила больше, чем следовало, – отозвалась Люси, – но… я не понимаю.

– Я думаю, что он слепой.

Люси потеряла дар речи. Камиль показала на компьютер указательным пальцем.

– Можно?

Шарко кивнул:

– Он включен.

– Попытаемся найти заведения для слепых…

Камиль открыла поисковик и сделала запрос, набрав по-испански соответствующие ключевые слова: Buenos Aires, Boedo, ciegos, asociacion, fundacion… Потом из подходящих ответов выбрала один и кликнула мышью.

– Вот, в Буэнос-Айресе есть только одно: это «Апанови», общество помощи слепым. Расположено на проспекте Боэдо, а именно в доме номер тысяча сто семьдесят. – Она повернулась к Белланже. – Ведь Микаэль Флорес останавливался в гостинице как раз в этом районе?

Капитан сверился со своими листками и подтвердил:

– Отель… «Ла Менесунда». Дом семьсот сорок два по проспекту Боэдо.

Камиль довольно выпрямилась и подняла бокал:

– Можно считать, что мы нашли нашего Бендито… А теперь, если позволите… Я допью свой бокал и соберусь в дорогу.

Она вернулась на террасу. Трое удивленных сыщиков молча с улыбкой переглянулись. Их глаза говорили яснее любых слов: это просто невероятная женщина.

– А ты скрыла от нас, что у тебя есть сестренка, – пошутил Белланже, глядя на Люси.

– Да я и сама не знала, – возразила та, не сводя глаз с фотографии.

Она все еще недоумевала, как могла проглядеть такую деталь.

Через пять минут Николя шагал по зеленой лужайке перед домом. Не удержавшись, он обернулся.

Ему захотелось увидеть ее напоследок.

Она все еще была на балконе, смотрела на него.

Он слегка махнул ей рукой. Она ответила тем же.

Уже сев в машину, Николя замер, не в силах пошевелиться от потрясения. Если бы сейчас на ветровое стекло обрушился дождь из лягушек, его бы это меньше поразило, чем произошедшее после их встречи перед Иглой в Этрета́.

Он «запал» на нее, вот верное слово.

С первого же обмена взглядами, с первых же слов.

Как будто в его жизни и без того не хватало сложностей.

Суббота, 18 августа 2012 года

Франк остался дома с близнецами, а Люси с утра пораньше отправилась на электричке на Северный вокзал встречать мать.

Мари Энебель появилась в толпе, сходившей с поезда. Люси сразу же узнала ее. Платиновая блондинка в туфлях на высоченных каблуках тащила за собой два чемодана на колесиках, синий и в цветочек. В свои шестьдесят с лишним эта женщина все еще производила впечатление на некоторых пассажиров. Мать и дочь сердечно расцеловались. Они частенько созванивались, но не виделись уже добрый месяц. Мари смерила Люси взглядом с ног до головы:

– Ты великолепна.

– Спасибо, мама. Ты тоже.

Стоило им усесться в вагоне, как Мари стремительно перешла в наступление:

– Я и в самом деле рада, что смогу заняться Жюлем и Адриеном. Но ты же отлично знаешь, мне бы хотелось увидеться с ними при других обстоятельствах. То, что ты выходишь на свою чертову работу, да еще раньше срока, меня вовсе не радует.

– Мама, мне хватает упреков Франка… Если можно, лучше избежать этой темы за столом.

Лицо Мари омрачилось.

– Все из-за того, что раны прошлого еще не затянулись. Люси, по-моему, важно говорить об этом, ты так не считаешь?