Перепугавшись не на шутку, я бросил отчаянный взгляд в ту сторону, где сидела моя госпожа. Сафия с присущим ей томным и небрежным видом принимала ласки и восторги, которыми осыпала ее Эсмилькан, но это была ее обычная манера. Честно говоря, я не усмотрел в этом никакой новой опасности для своей госпожи. Внезапно в глаза мне бросились прелестные стеклянные бусы, явно из Мурано, обвивавшие алебастровую шейку Сафии. Раньше я их не видел, зато хорошо знал, сколько может стоить подобное украшение: эта искусная имитация, явно вышедшая из рук моих талантливых соотечественников, наверняка обошлась в кругленькую сумму. Во всяком случае, бусы эти стоили намного больше, чем ожерелье из настоящих самоцветов. И тем не менее было очень странно, что она предпочла их драгоценностям, которых у нее было немало. Впрочем… возможно, ей подарил их Мурад. Своего рода напоминание о навеки утраченной родине, подумал я.

А моя госпожа развеселилась и, судя по ее виду, сейчас совсем не нуждалась в утешениях. Собственно говоря, так бывало всегда в присутствии Сафии, и этому не мешал даже тот небрежный и скучающий вид, с которым принимала ее искренние ласки Сафия. А вот юный принц вел себя совсем по-другому. Он сильно изменился с того последнего раза, как мы его видели, да это, впрочем, и неудивительно. Теперь это уже был не младенец с сонным, ничего не выражающим личиком, по которому было даже невозможно определить, мальчик это или девочка. Сейчас передо мной сидел угрюмо нахохлившийся малыш, погруженный в какую-то неведомую мне печаль. Черты его лица, классически правильные, придавали ему сильное сходство с Эсмилькан. Но, в отличие от нее, неподвижное лицо маленького принца почти никогда не озарялось улыбкой. Казалось, на нем жили только глаза — огромные, черные, как ночь. Теперь он уже мог самостоятельно сидеть, причем пользовался этим, чтобы без помех поглощать халву, в количествах, явно больших, чем это было полезно в его возрасте. Он быстро-быстро совал ее в рот, пережевывая четырьмя имевшимися у него зубами, а подушки, которыми его заботливо обложили со всех сторон, до смешного напоминали миниатюрный трон — трон, который впоследствии ему предстояло унаследовать.

Сафия невозмутимо наблюдала за всеми его действиями, и вид у нее при этом был такой, словно мысли ее бродят где угодно, только не здесь. Казалось, ее маленький сын интересует ее куда меньше, чем миниатюрное подобие дивана, на котором он сидел… Впрочем, очень возможно, что так оно и было. За все это время Сафия произнесла всего несколько фраз, и даже они не имели ни малейшего отношения к тому, что происходило вокруг нее.

— В настоящее время армия находится отсюда всего в двух днях пути, — проговорила она. — Во главе ее Селим и Великий визирь. И это, пожалуй, требует, чтобы мы на время оставили печаль и скорбь по поводу безвременной кончины нашего возлюбленного султана Сулеймана, прозванного Законодателем и Тенью Аллаха на земле. Нужно сделать все необходимые приготовления к их приезду, чтобы достойно встретить преемника великого султана, позаботиться о пышных торжествах и празднествах, которые он, без сомнения, заслуживает. Насколько я знаю, планируется торжественный парад всех войск, которые должны войти в столицу через Золотые ворота. Что же до меня, то мне все еще никак не удается справиться с горем. Такая потеря!

Мое чуткое ухо не преминуло отметить нотку сарказма в ее голосе, но остальные, похоже, ничего не заметили. Эсмилькан, обняв подругу, ласково погладила ее по плечу. Маленькая речь Сафии произвела должный эффект, поскольку это позволило перевести разговор на другую тему. И женщины принялись оживленно щебетать, обсуждая, в каких именно из предстоявших вскоре торжеств им будет прилично принять участие.

Двоюродная сестра моей госпожи, дочь печально известного Баязеда, которого постигла жестокая судьба, вдруг вспомнила, что ее дом стоит совсем рядом с мечетью Еди Куль.

— Это же совсем недалеко от Золотых ворот, в двух шагах от дороги, по которой торжественным маршем пройдут войска! — воскликнула она. — Мы можем укрыться в гареме, а из окон, хоть они и забраны решетками, будет отлично видно всю процессию. Тетушка Михрима, госпожа моя, мы ведь тогда увидим все празднества и не упустим ничего интересного!

Судя по ее кислому виду, Михрима-султан не слишком одобрительно отнеслась к такой идее. Она терпеть не могла трогаться с места, предпочитая, чтобы весь остальной мир вместо этого сам являлся к ней — коль скоро для этого есть какая-то надобность. К тому же ей явно не улыбалась мысль о том, что толпа возбужденно хихикающих женщин в течение нескольких часов будет испытывать ее терпение.

Зато остальные женщины, в том числе и моя госпожа — хотя я сразу заметил, что мысль о столь скором нарушении траура наполнила ее душу невольными угрызениями совести, — единодушно решили, что пренебречь такой великолепной возможностью увидеть торжества было бы просто глупо.

— В конце концов, это же всего один день! — в качестве последнего и решающего довода добавила одна из них.

Вскоре для обсуждения этой темы призвали и евнухов — женщины желали непременно узнать, какие приготовления необходимо сделать и как можно устроить, чтобы чтение поминальных молитв в течение двух дней проходило в мечети Еди Куль. Большинство женщин считало, что особых проблем с этим не будет.

— Слово Аллаха, — сказала одна из них, — обладает такой могучей силой, что наша помощь здесь не потребуется.

— И верно! К тому же я могу нанять кого-нибудь читать Коран прямо у меня дома, — спохватилась двоюродная сестра моей госпожи. — Лишняя молитва не повредит, не правда ли?

— Сафия, ты ведь тоже поедешь с нами, не так ли? — задала вопрос Эсмилькан.

Сафия в ответ только безразлично пожала плечами, что, на мой взгляд, должно было означать, что ей все равно. Но равнодушие ее было явно напускное — во всяком случае, я ей не поверил. Да и как тут поверить, подумал я, припомнив, с каким нетерпением она ждала каждого заседания Дивана. Сафия скорее согласилась бы умереть, чем пропустить хоть одно из них! Могу поспорить, злорадно подумал я про себя, что сейчас она просто-таки умирает от желания отправиться туда сию же минуту, своими глазами увидеть, кто из военачальников получил больше почестей и наград за участие в предыдущей кампании, кто над кем возвысился и кого безжалостно оттерли в сторону, полюбоваться, как поживают важнейшие сановники страны. И тем не менее лицо у нее оставалось невозмутимым, точно прекрасная маска из алебастра.

— Это целиком зависит от бабушки моего сына, моей любезной хозяйки. А я полностью в ее распоряжении и буду во всем покорна ее воле.

Пришлось обратиться за разрешением к Нур Бану. Выслушав рассказ о том, что они задумали, та некоторое время хранила молчание, явно не в силах сразу переварить подобную идею. А может, просто оказалась сбита с толку столь непонятной и пугающей кротостью и покорностью Сафии. Поразмыслив немного, Нур Бану решила немного подождать с ответом. «Тянет время, — решил я. — Хочет сначала выяснить, что замышляет Сафия. А когда узнает, то непременно поступит наоборот».

И тут я заметил, что в толпе евнухов явно кого-то недостает. Обежав их глазами, я не сразу сообразил, что не вижу знакомого лица Газанфера. Правда, в его присутствии мне почему-то всегда было неуютно. Зато отсутствие евнуха испугало меня не на шутку. В душу мою моментально стали закрадываться неясные подозрения. Улучив удобный момент, я поинтересовался у Сафии, куда подевался Газанфер, постаравшись задать этот вопрос как можно более небрежным тоном. Очень надеюсь, что мое лицо не выдало меня.