Вернемся к Ицхаку. Иногда работал Ицхак один, а иногда в артели. Иногда нанимался к кому-нибудь в помощь, а иногда нанимал себе рабочего в помощь. И бывало, что тот самый рабочий был маляром, к которому прежде нанимался Ицхак. Таковы превратности судьбы. Вчера человек — господин над другими, а завтра — работает на других. Иногда красит Ицхак в этом квартале, и иногда красит в другом квартале. Короче, не найдется ни одного района в Иерусалиме, где бы наш друг Ицхак не побывал.

1

В те дни работал Ицхак в западной части Иерусалима недалеко от Меа-Шеарим и Бейт-Исраэль в Венгерском квартале, насчитывающем около пятнадцати больших домов; в домах этих — триста квартир для семейных учащихся колеля, живут они там бесплатно три года подряд, а иногда и больше, в зависимости от воли филантропа и администрации колеля. Все дома похожи друг на друга: в каждой квартире две комнаты и небольшой уголок, где женщины готовят еду. Большой двор, вымощенный камнем, пролегает между двумя рядами домов — там находится колодец. Как дома похожи один на другой, так и обитатели их похожи друг на друга. Все они — люди солидные, соблюдают заповеди Торы и служат своему Создателю в сытости и достатке. Не прощают они ничего никому ни в делах мирских и ни в делах святых и каждого человека, не похожего на них, преследуют, и позорят, и бойкотируют его, и лишают его халуки и права на развод.

В тот день стояла страшная жара. Ицхак красил снаружи. Солнце разбрасывало огненные искры, и камни двора жгли огнем. Воздух вокруг был белым, как зола в плите, в которой пылает огонь, и водосточные трубы, и железные замки на колодцах с водой, и железные перила ступеней у входа в дома, и выступы, и балконы, и любая вещь, открытая солнцу, пылали. Запах вареного, и печеного, и жареного шел из домов. И запах этот переходил из дома в дом, и из двора во двор, и стоял в воздухе, как если бы все, что варится, и печется, и жарится на огне внизу, варилось, и пеклось, и жарилось бы на огне наверху. И из трех ешив: из ешивы Хатам Софер и из ешивы Ктав Софер и из ешивы Бейт ха-Меир слышится голос Торы, усталый и семикратно повторенный, семикратно повторенный и усталый. И слышится голос чтеца, читающего своим малолетним ученикам.

Стоит меламед перед своими учениками и читает: «Подобен ребенку Исраэль, и полюбил я его, и из Египта воззвал к сыну своему». Когда был народ Исраэля в Египте, он был подобен мальчику, не вкусившему от греха, поэтому полюбил я его, как написано здесь в Писании. «Подобен ребенку Исраэль, и полюбил я его». «Любил я вас», — сказал Всевышний. «И вывел я их из Египта, из печи железной, чтобы пошли за мной, и явил им чудеса: разверз перед ними море, и спустил на них манну небесную, и дал им Тору, и еще много добра сделал для них», — как учили мы в Пятикнижии. А вы, мальчики, послушайте, что говорит пророк ниже — «Позвали их, так те ушли от них. Когда я позвал их и привел в желанную землю, лучше которой нет на свете, и поставил над ними замечательных пророков учить их правильному пути, да не пошли за ними и бежали от них. Может быть, бежали ко мне? Так нет же, а бежали к Ваалам и идолам». Куда вы смотрите, злодеи? Похитит ангел смерти ваши глаза, злодеи вы эдакие, я учу их словам Бога живого, а они поворачиваются к Ваалам и идолам.

Понял Ицхак, что дети смотрят на него в окно. Отвернулся и занялся своим делом. Увидел, что кисти его высохли и кувшин с водой пуст. То, что оставил Ицхак, выпило солнце, а то, что оставило солнце, выпил Ицхак, и не осталось в кувшине даже капли, чтобы смочить губы. Взял он свой кувшин и зашел в один из домов попросить воды. Узнала его хозяйка дома и сказала: «Не ты ли плыл с нами на корабле?»

Посмотрел на нее Ицхак и узнал ее. Протянул ей руку, чтобы поздороваться. Спрятала старушка обе руки за спину и позвала мужа: «Моше-Амрам, Моше-Амрам! Иди и поздоровайся с гостем!» Вышел реб Моше-Амрам и посмотрел на Ицхака, потом сдвинул брови, потом снял очки, потом снова посмотрел на него. Под конец спросил: «Кто это?» Сказала старушка: «Неужели ты не узнаешь его? А я, как только он вошел, тотчас узнала его». Сказал старик: «Это оттого, что твои глаза лучше моих, или, как говорится, женщина знает гостей лучше, чем мужчина. Подожди немного и не говори мне, кто он. Разве не он…» — не успел он закончить, как перебила его старушка и спросила: «Ну, так кто он?» Сказал старик: «Не Яков ли твое имя?» Сказал тот ему: «Ицхак — мое имя». Сказал старик: «Благословен напоминающий забытое. Вспомнил, вспомнил!» Поздоровался он с ним и спросил его: «Что привело тебя сюда?» Сказал Ицхак: «Я занимался своим ремеслом, и захотелось мне пить, и зашел я попросить воды». Сказала старушка: «Сейчас, сейчас я налью тебе!» Сказал старик: «Что это, Дыся? Неужели он будет пить стоя? Пойдем, Ицхак, пойдем в гостиную». Пошел старик и усадил Ицхака на стул. Принесла старушка кувшин с прохладным питьем. Напился Ицхак от души. Стал расспрашивать его старик: «Как ты сюда попал? Ведь ты собирался направиться в мошаву?» И старушка стояла тут же и приветливо смотрела на Ицхака. Каждый, кто знает, в каком состоянии находился Ицхак, поймет его радость. С того самого дня, как умер Шимшон Блойкопф, ни разу, ни с кем не было ему так хорошо.

Сидит Ицхак со старцем, и тот расспрашивает его обо всем. Что делал он после того, как поднялся с корабля на берег Яффы, и куда направился, и как сделался маляром — ведь он совершил алию, чтобы обрабатывать землю? И еще спрашивал он его, сколько еврейских деревень есть в Эрец Исраэль, и сколько вкладывает крестьянин средств в урожай своих полей? Что сеют и что сажают? И как поступают со своим хозяйством в субботу, берут ли в долю гоя, и на сколько? На одну сотую или… и т. д. и т. п. И сам он тоже рассказывал Ицхаку, как он жил за пределами Эрец, о том, что никогда в жизни не позволил себе схитрить ни в связи с субботой и ни в связи с Песахом, хотя другие позволяют себе это. И, слава Богу, не потерпел убытков. Напротив, в награду за соблюдение законов Торы за пределами Эрец удостоился он жизни в Эрец Исраэль. И дай Бог, чтобы смог он жить по Торе в Иерусалиме так же, как он жил у себя в городе. Так сидели они и говорили — и час, и два часа. Не успевал Ицхак ответить на один вопрос, как задавал ему старец другой вопрос, и каждый вопрос сопровождал длинными рассказами. Как всегда у стариков, любая тема напоминает им что-нибудь.

Сидевшая напротив них старушка смотрела добрыми глазами на Ицхака и на мужа, воспрянувшего с приходом гостя. А когда замолчал муж ее на несколько минут, вступила она в беседу и напомнила Ицхаку их плавание по морю. Сколько времени уже прошло, но все еще кажется ей, что ее покачивает на корабле; и ночью, когда не может она уснуть от жары и комаров, представляет она себе огромное море и его синие воды, и смотрит, как борется одна волна с другой и как, в конце концов, примиряются они друг с другом. И то же самое она делает днем, когда солнце пылает и нет ни ветерка, чтобы оживить душу. «Нельзя человеку брать грех на душу, Ицхак! — сказала старушка на идише и шлепнула себя по губам. — Но порой кажется мне, что дорога в Эрец Исраэль была лучше прибытия в Эрец Исраэль, и уж нечего говорить, жизни в Эрец Исраэль. Нельзя человеку брать грех на душу, только, дай Бог, чтобы жизнь его в Эрец Исраэль была подобна его пути в Эрец Исраэль». — «Дай ей высказаться, Ицхак, — сказал старик со смехом, хотя лицо его было грустное, — вечно женщины плачутся и жалуются. Нет ничего нового под солнцем, уже Хава в раю была недовольна. Но мы должны учиться на опыте, не нужно поступать так, как первый человек, который послушался женщину и был наказан. Ты женат, Ицхак? Нет? Ведь из твоих слов следует, что у тебя есть заработок, но, даже если человеку не на что жить (упаси Боже), нельзя ему быть без жены». Взглянул старик на Ицхака с состраданием и сказал ему: «Всевышний, Благословен Он, поможет тебе, и ты найдешь себе пару». — «Аминь, — отозвалась старушка. — Аминь, да будет на то воля Его!»