В плане долгосрочной торговой стратегии Восточная Англия, вотчина семейства Кроули, требовала особого подхода. В Бристоль и Ливорно вальцованное железо можно было отправлять вольной ценой и в любом разумном количестве, а в Лондон – очень осторожно, заранее договорившись о разделе выгод. Любезный друг Джон, мой главный покупатель, имел все возможности подложить свинью, опротестовав патент, взятый на имя Уилбура, и устроив подобную моей мастерскую где-нибудь в Винлатоне или Стоурбридже. Масштабы его компании позволяли. Теоретически призвать моих агентов к суду мог кто угодно – но европейцы, как правило, не делают подлостей бескорыстно. За деньги – всегда пожалуйста, а даром… Такое только у нас в России бывает: уж не знаю, из зависти или просто из любви к искусству. У англичан другая логика. Зачем заводить утомительную и дорогостоящую тяжбу, если не получишь в итоге ни единого пенни?

Так что гвоздевой пруток и тонкую калиброванную полосу следовало продавать Джону не дороже, чем они выходили бы на его собственном заводе, и тем отнять интерес к соперничеству. Зато мой товар вливался в сложившуюся сеть коммерции, способную поглотить немалые количества его, – а по расчету, мне все еще оставалась прибыль сто на сто. В других местах надлежало устраивать сбыт собственными силами. Выяснив, что родичи юного герцога Бофора наконец разобрались, кому из них быть опекуном, я поручил Уилбуру и Евстафьеву договориться об аренде давно присмотренного мною участка на берегу Бристольского залива. Поставить там склад и при нем кузницу для вида. Если понадобится для поддержания патента, можно привезти старый вальцовочный стан из Тулы. Пользоваться «Статутом о монополиях» для прикрытия ввоза противно духу закона – но таможня учитывает металл только по весу. Совершенно непонятно, как смогут законники отличить, сделан пруток в России или в Уэльсе. В крайнем случае не стоит забывать, что место выбиралось с точки зрения удобства для контрабанды.

Вражеские корабли недолго торчали у Ревеля: пришли известия, что наши войска под командой бригадира фон Менгдена высадились в Вестерботнии, сожгли город Умео и больше сорока деревень, после чего благополучно вернулись в Финляндию. Опасаясь за Стокгольм, шведы отозвали флот ближе к столице. Положение складывалось патовое. Двадцать пять линейных кораблей (из них большинство британских) и десяток судов поменьше составляли преобладающую силу в открытых водах, но не могли сделать никакого вреда русским галерам, пока те скрывались в узких мелководных лабиринтах финляндских шхер. На суше такой же тупик: в Варшаве английский посол Скотт и шведский генерал Траутфеттер всячески уговаривали магнатов к войне за незаконно отторгнутые у Польши Киев и Смоленск, обещая, что союзные войска в движении против России захватят лишь краешек Литвы, причем фураж и провиант будут покупать за деньги. Князь Григорий Федорович Долгоруков со своей стороны старательно разъяснял полякам, что русских войск на границах стоит около ста тысяч только регулярных, и они вступят в их владения при первом враждебном действии, а следом – иррегулярные татары и калмыки, которые ни позволения спрашивать, ни денег платить не привыкли. Хотя саксонские министры Августа тянули в сторону наших врагов со всею возможной силой – паны, по чьим имениям в недавние годы оттоптались сначала шведы, потом русские, на Киев облизывались, но к уговорам не склонялись.

Трезвый расчет понуждал наших неприятелей к сдержанности. Если враждебная коалиция нарушит, с благословения короля, польский нейтралитет, саксонец не сможет удержаться на троне без посторонней помощи. Литва и Курляндия станут ареной междоусобиц, кои отвлекут немало вражеских войск. К Риге придет ненамного больше солдат, чем в свое время имел Карл под Полтавой, – и повторение прежнего исхода станет неизбежным.

Балтийское море, как дорога в Россию, для врагов тоже не без изъяна. Оно же замерзающее! Даже предположив, что Фридрих Гессенский каким-то чудом сумеет собрать и высадить силы, превосходящие русскую армию, трудно поверить, что он добьется решительной победы за одну кампанию. Сейчас не семисотый год. А зимовать в отрыве от снабжения – верная гибель. Чем многочисленней армия, тем меньше надежды пробавиться местными ресурсами. Набеги, вроде тех, что наши отряды делают на Швецию, возможны – однако не более того.

В общем, пока царь сохраняет влияние в Польше и держит войска в Финляндии – Россия неприступна с моря и суши. Но и самим атаковать шведов опасно, когда флот Норриса крейсирует между Стокгольмом и Аландскими островами. Так иногда в единоборстве сильных противников звон клинков умолкает: оба выжидают чужой оплошности, чтобы нанести неотразимый удар. Галеры отозвали к Гельсингфорсу, только дозоры на рыбачьих лодках следили за неприятелем, выглядывая из шхер. Напряженная предгрозовая атмосфера окутала летний Петербург. Наскучив мирными занятиями, я под претекстом испытания водяных мин напросился у государя в помощники к Голицыну.

Князь Михаил Михайлович встретил приветливо:

– Рад тебя видеть, Александр Иваныч, и вдвойне рад, что опять вместе служим. Помнишь, как на Пруте батарею брали? Славное было времечко. Что нового из Лондона пишут?

– Ничего обнадеживающего. Народ недоволен, конечно, что на балтийскую эскадру в год по семьсот тысяч фунтов улетает, – но пока терпит. Министры играют на близости с шведами по вере: к протестантам симпатии больше, нежели к православным. Ну, и короля отчасти слушаются.

Поведав о недавних парламентских дебатах, я перешел к военным инвенциям, о которых генерал в общих чертах слышал, но последних усовершенствований еще не знал.

– Чем словесно рассказывать – лучше поднимемся на мой галиот, покажу.

Последняя партия мин, построенных Ефимом Никоновым и его подручными по моим указаниям, мало походила на первоначальные бочонки с порохом. Длинные, плотно сшитые из узких планок деревянные рыбы, с растопыренными дощатыми плавниками и торчащими из спин железными крючьями, выглядели как чудища из сказки. Нарисованные для смеху мальчишками-подмастерьями глаза и акульи пасти довершали впечатление.

– Ух ты, какие! Это к шесту привязывать или на веревке тащить?

– Как угодно, смотря по диспозиции: конструкция единая. От оборонительных мин, кои ставятся на якорь, пока отказались. Слишком много их надо, и порох отсыревает. Свая, забитая в морское дно, с оголовком на глубине сажени, действует не хуже – но стократ надежнее.

– У Котлин-острова грунт позволяет. А здесь повсеместно камень.

– Надо сначала эти испытать. Если хорошо себя покажут – вернусь к оборонительным. Есть мысль, как поднять упругость воздуха в бочонке, чтобы вода не просачивалась.

Отказавшись от любезного предложения князя разделить занятую им квартиру, я остался на своем судне. Гельсингфорс, крохотный шведский городок, чуть не вымерший дотла в чуму десятого года, с трудом вмещал целую дивизию, расположившуюся в нем и вокруг. Многие солдаты так и ночевали на галерах либо в шатрах на морском берегу. Моя каюта уступала, конечно, по удобству обывательскому дому – зато при отдельном жительстве легче умерить груз обязанностей, возложенных начальником. Как всегда на войне, генералов был некомплект – хотя в Петербурге, всего лишь в двух днях пути, они водились в изобилии.