Тараки называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием передавал ему все дела. Тараки не любил и не хотел работать. Его славили как живое божество, и ему это нравилось. Тараки царствовал, Амин правил. И постепенно отстранял Тараки от руководства государством, армией и партией. Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в стране переходит в руки Амина, ведь Тараки неспособен руководить государством.

— Когда я был в Кабуле, Тараки и Амин были едины — водой не разольешь, — говорит Валерий Харазов. — Причем Амин тянул весь воз работы на себе. Он занимался партийными делами, армией, кадрами. А потом начались интриги. Прежде всего в нашем союзническом аппарате. Тараки и Амина стравили…

— А у вас было ощущение, что Амин плохо относится к Советскому Союзу, что он симпатизирует Соединенным Штатам? — спрашивал я Харазова. — Ведь потом это утверждение станет главным объяснением, почему убили Амина и заменили его Кармалем.

— Амин постоянно говорил о своих дружеских чувствах к Советскому Союзу, — вспоминает Харазов. — Слухи о том, что Амин — агент ЦРУ, были и при нас. Основывались они на том, что он недолго учился в США и был там руководителем землячества афганцев. Но ни тогда, ни сейчас, через двадцать лет после его устранения не найдено никаких подтверждений того, что он был агентом ЦРУ.

— К Советскому Союзу Амин относился к уважением и любовью, — говорит генерал Заплатин. — У него были два святых праздника в году, когда он позволял себе спиртное, и это были не афганские, а советские праздники — 7 ноября и 9 мая.

Когда Амина убили, а с ним погибли двое его сыновей, вдова с дочками и младшим сыном поехала в Советский Союз, хотя ей предложили любую страну на выбор. Но она сказала: мой муж был другом Советского Союза, и я поеду только в Советский Союз…

Между афганскими лидерами был не политический конфликт, а личный, это была война амбиций. Ей воспользовались наши советники, принадлежавшие к разным ведомствам. Ведомства тоже конкурировали между собой.

— Отношение к русским было тогда прекрасным, — вспоминает Валерий Харазов. — «Шурави» считались друзьями. Незнакомые люди прямо на улице приглашали нас в гости. Но все это было до ввода наших войск. После ввода войск у афганцев коренным образом изменилось отношение к русскому человеку.

Хотя недовольство новым режимом проявилось довольно быстро. В ответ начались массовые аресты реальных и потенциальных противников новой власти. Хватали многих — часто без каких-либо оснований. Арестовывали обычно вечером, допрашивали ночью, а наутро уже расстреливали. Руководил кампанией репрессий Хафизулла Амин.

Советники несколько раз разговаривали с Амином на эту тему. Ему говорили, что такая поспешность в решении судьбы людей может привести к катастрофе. Рассказывали о трагическом опыте сталинских репрессий. Он отвечал:

— У вас тоже были большевики и меньшевики. Но пока были меньшевики, порядка в стране не было. А вот когда вы от меньшевиков избавились, все у вас стало нормально. У нас примерно такое же положение…

По словам полковника Морозова, Амин цитаты для своих выступлений находил в сталинском «Кратком курсе истории вКП(б)», который всегда был у него под рукой. Глава представительства КГБ в Афганистане генерал Борис Иванов, сообразив, откуда Амин черпает свое вдохновение, доверительно сказал ему:

— товарищ Амин, я тоже сталинист!

Однажды к генералу Заплатину обратилась за помощью русская женщина, которая вышла замуж за афганца, учившегося в Советском Союзе. Он был муллой, и его арестовали. Женщина умоляла Заплатина помочь. Генерал попросил афганцев узнать, за что арестовали человека. Афганский генерал пришел с извиняющимся лицом, объяснил, что муллу уже расстреляли.

— За что? — спросил Заплатин.

На этот вопрос ему ответить не смогли. Расстреливали по списку. Несчастный человек оказался в одном из расстрельных списков, его и уничтожили. Использование советского опыта накладывалось на афганские традиции — устранять предшественников и соперников. Разве что идейной борьбы в Афганистане не было, просто уничтожали оппонентов.

Один из руководителей международного отдела ЦК КПСС говорил удивленному Харазову:

— Ну, что ты хочешь? Это же восток! там такие традиции. Когда приходит новое руководство, оно прежде всего лишает жизни своих предшественников.

В Москве спокойно относились к этим традициям, пока их жертвой не пал Тараки, которому чисто по-человечески симпатизировал сам Брежнев…

Тараки первоначально был настроен оптимистически.

Революция далась очень легко. Молодые военные взяли дворец, уничтожили главу правительства Дауда и его окружение, и все — власть у них в руках. Это вдохновило Тараки. Он был уверен, что и дальше все будет хорошо, никаких осложнений не возникнет. Тем более, что Афганистану помогает Советский Союз. Но все пошло иначе.

Страна сопротивлялась социалистическим преобразованиям. Афганцы не спешили становиться марксистами. Очень быстро сопротивление стало вооруженным. В марте 1979 года вспыхнул антиправительственный мятеж в крупном городе Герате. К мятежникам присоединились части гератского гарнизона, был убит один из наших военных советников.

Тараки просто растерялся. Более решительный Амин предложил поднять боевые самолеты в воздух и уничтожить город. Главком военно-воздушных сил позвонил советским офицерам: что делать? Наши советники пришли к Амину и уговорили его отменить этот безумный приказ.

Именно после восстания в Герате испуганный Тараки упросил Москву принять его. Он прилетел и долго уговаривал советское руководство ввести войска. Тогда ему отказали. Видя, что происходит, Амин стал действовать активнее. Он считал, что Тараки не в состоянии удержать власть.

Тараки сформировал Совет обороны — по образцу того, который был в Советской России при Ленине. На заседания всегда приглашали главного военного советника Горелова и Заплатина. Всякий раз, прежде чем принять окончательное решение, спрашивали их мнение. Амин требовал все более жестких мер. Когда началось восстание на границе с Пакистаном, Амин предложил сжечь все населенные пункты, считая, что там живут одни мятежники.

Заплатин встал и сказал:

— Если это предложение будет принято, мы не станем участвовать в этой операции, потому что вы нас втягиваете в гражданскую войну. Я не верю, что все села мятежные.

Хафизулла Амин посмотрел на советского генерала разъяренными глазами, но свое предложение снял.

В августе в кабульскую резидентуру советской разведки пришел запрос:

«Просим тщательно разобраться, нет ли серьезных трений и разногласий в отношениях между Тараки и Амином и есть ли в рядах НДПА такие же или более сильные личности, чем Амин».

Ответ резидентуры гласил: вся реальная власть в руках амина, поэтому надо либо сократить его полномочия, либо подумать о его замене. Партийные и военные советники придерживались прямо противоположного мнения: надо поддерживать Амина.