Он предложил сделать профсоюзным праздником годовщину самого кровавого в мирной советской истории столкновения власти и граждан, и просто не заметил, насколько нелепо и мерзко это звучит. Точно так же директор новочеркасского завода Курочкин не понял пятьдесят лет назад, что не так в его фразе про пирожки с ливером, которые нужно есть, если не хватает денег на мясо.

1 июня. Социальная реклама, призывающая людей больше читать, предназначена для тех, кто и так читает; то есть трудно представить себе человека, который изменил бы свои привычки и стал бы читать книги под воздействием социальной рекламы. Впрочем, и курильщика, бросившего курить после встречи с антитабачным билбордом, представить тоже сложно. Наверное, социальная реклама вообще нужна не для этого. Не для того, чтобы делать людей лучше, а для того, чтобы брать призы на фестивалях социальной рекламы, осваивать выделяемые на социальную рекламу бюджеты и заодно демонстрировать, что местные власти озабочены разными социальными проблемами.

Социальная реклама — это классический случай совершенно бесполезного явления, что-то вроде «архитектурных излишеств», которые ни для чего не нужны, но без них как-то тоскливо. И по-настоящему оценить качество социальной рекламы можно не по тому, сколько людей на нее купилось, а по каким-то более субъективным признакам. Например, ее можно сравнить с какой-нибудь другой социальной рекламой. Лучше всего с той, которая была раньше. И если говорить о рекламе чтения, то у меня в связи с ней есть личный журналистский опыт, которым самое время поделиться.

Дело в том, что я хорошо помню, как выглядела московская социальная реклама, пропагандирующая книги и культуру чтения, три года назад. Я думаю, вы тоже ее помните. Просто не сразу было понятно, что это социальная реклама. Я сам узнал об этом случайно. Брал интервью у одного писателя, книги которого рекламировались тогда буквально на каждом перекрестке, и спросил — неужели эта реклама окупается? Автор меня успокоил: «Реклама обошлась очень недорого. Эти билборды укладываются в концепцию правительства Москвы по пропаганде книг и культуры чтения и идут как социалка». Я потом специально ходил проверять — действительно, на каждом билборде был напечатан маленький герб Москвы с подписью — «При поддержке правительства Москвы».

Книги, которые рекламировались таким хитрым способом, назывались «Мифы о России» — «О русском пьянстве, лени и жестокости», «О русском воровстве, особом пути и долготерпении» и так далее. Это были книги Владимира Мединского, который теперь работает министром культуры, а во времена Юрия Лужкова он возглавлял исполком московского отделения «Единой России», и я помню, как мы с редактором журнала «Власть» три года назад придумывали формулировку, которая объясняла бы связь между социальной рекламой и политическим статусом Мединского, но не была бы поводом для судебного иска. Может быть, конечно, это тоже миф о России, но русская коррупция устроена так, что все все понимают, но если сказать об этом прямо, тебя потащат в суд, и ты проиграешь.

Мне трудно представить себе человека, который полюбил бы книги под воздействием социальной рекламы, но в любом случае реклама, призывающая людей читать книги, за три года качественно изменилась в лучшую сторону, согласитесь.

28 мая. Раздача квартир омоновцам с Болотной площади и обещание Сергея Нарышкина принять поправки к законодательству о митингах до 12 июня — это явления одного порядка, потому что и квартиры, и поправки, и, кстати, назначение полпредом уралвагонзаводовца Игоря Холманских демонстрируют одно и то же качество власти. Это качество можно назвать суетливостью, можно — истеричностью, можно как-нибудь нейтрально (но я не знаю, как), но в любом случае это новое качество, раньше такого не было.

Система пришла в движение, она теперь реагирует на внешние раздражители, и реагирует нервно, и дело даже не в том, что это видят оппозиционеры, которые когда-то и мечтать не могли, чтобы их активность вызывала такую реакцию Кремля. Важнее то, что случившуюся перемену чувствует сама вертикаль, которая, собственно, и создавалась для того, чтобы любой перепад настроения в Кремле воспринимался как руководство к действию даже на уровне райотдела милиции.

И нынешний перепад настроения просто не может не отозваться реакцией на всех этажах вертикали. Если рядовым омоновцам за лояльность теперь платят квартирами, то нерядовые поймут, что могут рассчитывать на многоквартирные дома. Если очередной митинг стоит срочных поправок в административный кодекс, то при случае можно замахнуться и на поправки к Конституции, почему бы и нет.

Заезженное словосочетание «процесс пошел» уместно здесь как никогда. «Ваше величество, вы уже торгуетесь?» — вертикаль власти легко превращается в очередь желающих задать этот вопрос.

И самое интересное сейчас — догадаться, кто станет конечным выгодополучателем всей этой истории. Вот на выходных был съезд «Единой России» — сидят одинаковые люди и голосуют единогласно. Но я бы не стал отказывать им, по крайней мере, в инстинктах. Желание последних стать первыми всегда будет естественным и неотъемлемым мотиватором любого, даже самого незначительного человека из номенклатуры. Они уже увидели, что это возможно, и они уже сейчас попытаются чего-нибудь добиться — конечно, не все, но даже если каждый десятый, то это уже будет другая вертикаль и в конце концов другая страна.

Номенклатура, почувствовавшая возможность перемен и увидевшая возможность добиться материальных бонусов и должностей прямо сейчас, — это гораздо более серьезная сила, чем любой мирный или даже немирный митинг на любой, даже на Красной площади.

25 мая. Я надеюсь, про Анатолия Банных когда-нибудь снимут кино, что-нибудь вроде «Гражданина Кейна», чтобы это было не линейное повествование, а чтобы разные люди, путаясь в показаниях, рассказывали о жизненном пути этого человека, а сам он маячил бы где-нибудь на втором плане — то ли положительный герой, то ли отрицательный, то ли вообще не герой.

Строго говоря, путаясь в показаниях и сбивчиво, но под протокольную запись друзья и знакомые Анатолия Банных должны рассказывать не в фильме типа «Гражданина Кейна», а в уголовном деле, но я меньше всего хочу брать сейчас обличительный тон, тем более, что участие Банных в вертолетной охоте теперь и на лосей пока не доказано — просто вертолет той же марки и того же цвета, как у него. Но даже если бы браконьерская лосиная охота с участием Банных была доказана, все равно у меня не повернулся бы язык выступать с обличительными речами — уже понятно, что охотничья судьба Банных больше подходит для эпического полотна, чем для очередной заурядной истории про отношения российских чиновников с законом.

Три года назад случилась самая знаменитая вертолетная охота с участием Банных — вы наверняка помните, ту историю называли Алтайгейтом. Тогда чиновники на Алтае охотились на занесенных в Красную книгу архаров, вертолет разбился, несколько человек, включая федерального чиновника Александра Косопкина, погибли, а Банных, выпавший из вертолета, остался жив, отделался переломами. Я тогда пытался взять у него интервью, звонил ему, он мне сказал, что он лечится за границей (скорее всего, он тогда находился в Тибете; известно, что Банных любит ездить в Тибет и проводит там по несколько месяцев в году), и я был уверен, что в Россию он не вернется, потому что в России ему тогда грозила тюрьма. Но спустя, кажется, год алтайский суд оправдал всех участников той охоты в связи с истечением срока давности, и теперь, оказывается, Анатолий Банных вернулся в Россию, и у него есть новый вертолет Robinson R44 с желтой полосой вдоль красного борта.