Илам подмигнул ему.

— Ага, в деревне, значит... Это хорошо, — сказал он, неторопливо слезая с лошади. — Ну, где нам разместиться?

— Там же, где и в прошлый раз. Настоятель просил сообщить, что ваша комната в неприкосновенности. Та, что на втором этаже. — Фелис указал на пристройку, которая стояла в глубине двора. — А я заберу ваших лошадей и поставлю под навес, в летнюю конюшню.

— Вот это уж мы как-нибудь сами, — заметил Азах: он терпеть не мог доверять своего коня чужим рукам. — Мой серый тебя еще и цапнуть может, характер у него...

— ...как у хозяина, — пробормотал Кейси, делая вид, что возится с седельными сумками. Азах метнул в его сторону свирепый взгляд, но приятель, беспечно насвистывая, копался в сумке. Сульг засмеялся. Он перебросил поводья Фелису, дождался Тирка и вместе с ним направился в глубь двора.

Первым по лестнице взлетел Тиларм — ему не терпелось продолжить разговор с Нумариитом, начатый по пути в монастырь. Норлок открыл дверь и с размаху бросил свою сумку на тюфяк, валявшийся в углу.

— Фу... — Кейси отмахнулся от пыли, повисшей в воздухе. — Однако...

Он поставил у двери сумку, подошел к окну и подергал раму, пытаясь открыть створку.

— Что, и зола в очаге прошлогодняя? — пробурчал Илам, появляясь в комнате вслед за остальными. — Ждала нас полгода?

— Сказано же, комната была неприкосновенна, — пояснил Тиларм. — Или не слышал? — Последние слова его донеслись уже из-за двери.

— Ну могли бы и прикоснуться. — Илам покосился на паутину, свисавшую с низкого потолка. В монастыре норлокам всегда отводили одну и ту же комнату, довольно просторную, с двумя окнами, выходящими во внутренний двор. Все убранство ее составляли два старых стула, табурет и старый тюфяк в углу.

— Да уж... — Кейси наконец удалось открыть створку, и в комнату ворвался свежий воздух. Он выглянул в окно: внизу, возле навеса, стоял Азах, оживленно разговаривая с монахом-оружейником. — Монахи имеют о комфорте самые странные представления. Гм... На этот прошлогодний тюфяк я, пожалуй, претендовать не буду.

— Да ладно тебе, — лениво сказал Сульг. Он сидел на стуле, вытянув ноги, наблюдая, как Тирк, ругаясь вполголоса, пытается открыть второе окно. — Можно переночевать и на улице.

В дверь коротко стукнули, и на пороге появился Фелис с метелкой из полыни в руках. За ним шли еще два сарамита, они несли тюфяки, набитые свежим сеном. «Сехмет, распорядитель трапезной, приглашает вас перекусить с дороги, — объявил он, покраснев при этом так, что даже уши у него стали рубиновыми. — А мы пока уберем вашу комнату».

Илам оживился.

— Ну вот! — сказал он. — Вот с этого и надо было начинать! С трапезной! А что, мясо у вас сейчас готовят? Или мы опять угодили на рыбные дни? Опять соленая рыба?! — спросил он, приходя в ужас.

Фелис покрутил головой.

— Овощи и мясо, — выдавил он, умирая от смущения, теребя веник и глядя на норлока снизу вверх. Он был крепышом, но рядом с Иламом казался щуплым подростком. — На вечернюю трапезу.

Сульг хмыкнул и поднялся со стула.

— Хорошо, — сказал он, стоя в дверях. — Идите в трапезную, а я подойду попозже. Надо потолковать с настоятелем. Илам, если сожрешь мою порцию, имей в виду... тут есть такой обычай: живьем замуровывать в стены тех, кто съедает чужой ужин, понятно?

— Прекрасный обычай! — недовольным голосом протянул Илам. — Глупее ничего не слышал! Да ты сам, небось, и выдумал только что.

Но Сульг его уже не слышал.

Он отыскал Амалиина возле небольшого огорода, укрытого за двумя недавно появившимися приземистыми постройками. От длинных грядок пахло влажной землей и пряными травами. Настоятель, высокий и худой, в неизменном темном балахоне, стоял посреди огорода и задумчиво созерцал маленький темно-зеленый кустик.

— Думаю, не пора ли нам выкапывать луковицы золотоносника, — произнес он, заслышав шаги Сульга. — Чуть передержи их в земле — и все, они уже ни на что не годятся. — Настоятель отщипнул с кустика крошечный листочек, засунул в рот и пожевал, сосредоточенно уставившись в землю. — Ну еще дня два-три можно повременить. Но не больше. — Он поднял глаза на норлока и улыбнулся:

— Рад видеть тебя, Сульг.

— Я тоже, — сказал тот совершенно искренне: настоятель был одним из немногих людей, к которым Сульг испытывал что-то вроде симпатии.

— Мне кажется или ваше хозяйство стало побольше? Кажется, этого домика в прошлый раз не было... Что это?

— Ох... ты говоришь о том, что больше всего беспокоит меня в последнее время. — Амалиин покинул огород и аккуратно прикрыл за собой калитку, сплетенную, как и вся легкая ограда, из ивовых прутьев. — Это новый амбар для хранения сухих трав... отличная вентиляция, Нумариит был очень доволен. Постройка хорошая, но в результате — сам видишь — внутри крепостных стен уже не осталось ни единого клочка свободной земли.

Настоятель медленно двинулся в сторону двора, Сульг держался рядом, приноравливая свои торопливые шаги к неспешной поступи Амалиина.

— Дела монастыря идут все лучше, и надо бы радоваться, а я печалюсь — может ли быть что глупее? — сокрушенно продолжал тот. — Монастырь процветает — разве это повод для грусти?

— Так что же? — спросил Сульг, внимательно слушая старика.

— Становится слишком людно и слишком суетно. — Сарамит улыбнулся бледными тонкими губами. — Наши лекарства пользуются все большим спросом. Думаю вот — может, делать их похуже? — Он усмехнулся. — Ну я шучу, конечно...

Возле крепостной стены два деревянных столба поддерживали навес, сплетенный из ивовых прутьев: в тени, на кусках ткани было разложено для просушки множество растений. Часть трав, связанных в пучки, висела под крышей, покачиваясь на легком ветерке. Возле навеса один из травников, сидя на корточках, мыл в глиняном горшке корни, разрезал их вдоль и раскладывал на большие плоские камни.

— Сарамиты — северяне, не странно ли, что именно нам, выросшим на скудных северных землях, дан дар постигать суть растений? — задумчиво говорил Амалиин. — Почти все, что дает природа, может принести пользу человеку. Почки и кора деревьев, цветки и травы, листья и плоды, корневища и клубни. Как воспользоваться этим щедрым даром — целая наука. Одна и та же трава может и вылечить, и убить — все зависит от того, сколько времени ее, скажем, настаивать в бутыли на солнце или сколько капель растворить в воде. Если собрать почки серебристой ивы на растущий месяц, положить в горшок и залить обыкновенным смальцем, чуть-чуть потомить в печи — получится прекрасное лекарство от изнуряющей лихорадки. А стоит использовать эти же почки, но собранные на убывающую луну — и вот тебе снадобье, от которого выпадают волосы. Недавно одна знатная дама из Лутаки просила изготовить такое. Не иначе хотела досадить сопернице. — Настоятель слабо усмехнулся. — Такие снадобья пользуются довольно большой популярностью. Почти как «тихие убийцы».