И еще, думал я: почему Борис Александрович не выходит на связь?

Новгород был далеко. Попасть туда можно было водным путем, по Неве, по Ладожскому озеру и вверх по Волхову; но шведы уже заняли устье Ижоры и (я думал об этом с грустью) захватили наш катер. Я еще надеялся, что Харви и Тамме успеют запустить моторы и спастись. Но после похода катер стоял с пустыми баками, и ребята не смогли бы уйти далеко.

Итак, нам оставалось двигаться по суше.

Когда-то, в нашем далеком будущем – теперь и вправду далеком, – мы с классом ездили в Новгород на экскурсию. В длиннющем китайском автобусе мы неслись по Московскому шоссе и часа через два были уже на месте. Осмотрели кремль, ничуть не похожий на кремль князя Борислава. Фотографировались возле памятника Тысячелетию Крещения Руси. Памятник был похож на перевернутый колокол, а может, на громадную солонку. Я запомнил ангела с лебедиными крыльями и внушительным крестом, который что-то объяснял коленопреклоненному князю Ярославу. Эти двое стояли на верхушке шара, который я принял за земной, а подножие окружали многочисленные герои и святители, кто с крестом, а кто и с мечом.

Какая горькая ирония, думал я теперь. Мы вдоволь насмотрелись на людей с мечами, с копьями и даже с шаровыми молниями – встретить бы хоть одного святого, способного сотворить настоящее чудо.

Каким-то чудом в баках «конкистадора» еще оставалось топливо. На дорогу по прямой нам бы точно хватило, думал я. Только прямых дорог в этом мире не существовало.

Покинув Извару, мы долгое время двигались на юг по широкой колее, среди лугов и пригорков, поросших березами. Странно: по этой дороге нам еще никогда не доводилось ездить.

– Тут раньше были деревни чухонские, – пояснил Власик. – Давно, еще до Ингвара. Теперь никто не живет. Молодые в Извару ушли, старики повымерли.

«Вот как», – подумал я.

Взбираясь на пологие холмы, джип сыто урчал. Солнце поднималось над дальним лесом, тем самым, что виден был из окна Ингваровой башни. Ники заслонился от солнца козырьком. Зачем-то включил стеклоочистители, и лобовое стекло засверкало каплями.

То ли от быстрой езды, то ли от переживаний моя голова начисто прошла. И только после этого я начал понимать, какой опасности мы избежали. Солнце мирно светило на небосводе, и этот мир казался совсем не страшным. Как будто родным.

Я бы вовсе не удивился, если б за следующим холмом обнаружился обычный областной поселок с белыми кирпичными домишками, магазином и автосервисом в грязном бетонном боксе. И чтобы черномазые приезжие торговали у дороги арбузами.

Подумав так, я даже вздрогнул.

Со следующего холма и вправду открылся чудесный вид. Он был бы еще более чудесным, если бы не узкая речка, змеившаяся среди изумрудных лугов. Ее берега поросли камышом, и было ясно, что в этом камыше ничего не стоит завязнуть.

Речка обвивала холм, как удавка. Вернее всего было повернуть обратно и искать другую дорогу. Но Ники медленно, на пониженной передаче повел «конкистадор» вниз.

– Ты чего делаешь? – спросил я.

– Прорвемся, – уверенно сказал Ники. – Надо же когда-то начинать.

Отыскав просвет в камышах, мы остановились. Вышли из машины. Власик, ни слова не говоря, вытащил откуда-то из-под днища длинный багор (я удивился) и отправился промерять глубину. В камышах испуганно закрякали утки.

– На дне ил, под илом крепко, – сообщил Власик, вернувшись. – Глубины с полсажени будет.

Ники снова уселся за руль. Мы отъехали подальше и развернулись носом к речке. Двигатель плотоядно порыкивал. Помедлив, Ники взялся за ручку переключения передач и сдвинул ее вперед и вниз. «Раз, два, три», – вполголоса сосчитал он и резко отпустил педаль сцепления. Джип сорвался вперед. Врезавшись с разгону в воду, он даже не замедлил ход, просто как будто раздвинул пространство в стороны: река расступилась перед нами, упруго скользнув по бортам, на мгновение занавесив плотно задвинутые стекла зеленой мутью и разлетевшись где-то там, сзади, запоздалыми брызгами. Рев мотора снова врезался в уши, и мы выкатились на берег.

– Ни хрена себе, – сказал я.

Сияющий Ники обернулся:

– Долго ли. Если уметь.

Я приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Широкие колеса «конкистадора» по самые оси были облеплены грязью, бурый ил стекал с покрышек. Из-под днища шел пар.

– Это одна речка, – сказал Власик серьезно. – Впереди их много. Я знаю, я бывал там.

– Прорвемся, – повторил Ники.

Глядя на него, я готов был в это поверить.

* * *

Нас накрыло неожиданно и сразу. Когда едешь в машине по лесу, вообще трудно заметить, как подступает гроза. Вот внезапно налетевший из-под тучи ветер треплет верхушки деревьев, вот вокруг начинает темнеть, будто кто-то заталкивает надоевший мир в грязный сырой спальный мешок, – и тут вдруг молния разрывает небо пополам, а потом гром накатывается следом, и нарастающий шум в вершинах вдруг прорывается обломным холодным дождем. И все это для тебя совершенно неожиданно, потому что ты всю жизнь прожил в городе и в лесу все равно как слепой.

Но наш старший друг был настоящим лесным жителем. Уже давно Власик с тревогой поглядывал на небо, хмурился – и вдруг велел Нику поскорее свернуть куда-нибудь и остановиться.

В следующую секунду молния ослепила нас, и «конкистадор» встал в метре от высоченной березы. Дождь хлынул вертикально сверху, да так, что задрожала крыша. Ник включил дворники. Стало видно, как струи воды разбиваются о капот, отскакивают обратно в виде сотен и тысяч локальных взрывов, как метеоритный дождь на поверхности Луны. Это зрелище завораживало и пугало одновременно. Не верилось, что с небес может низвергаться столько воды. Не верилось, что можно вот так погасить солнце. Но уж если так – возникла у меня дьявольская мысль, – то пусть это будет вечно: тьма и дождь.

Длинный росчерк молнии, припечатанный ударом грома, был подтверждением. Документ можно было нести по адресу. Курьерской доставкой.

Вот ведь занесло меня с последним поручением, подумал я.

А Ники вдруг проговорил задумчиво:

– Когда я попал сюда первый раз, тоже была гроза.

– В вашем мире тоже бывает гроза? – спросил Власик.

– Ты говоришь – в нашем мире? – удивился Ник. – А откуда…

Гром вернулся и перекатился через все небо прямо над крышей нашего компактного мира, и мы примолкли. Дождь лил и лил по-прежнему, и дворники с тихим стуком взлетали и возвращались обратно.

– Говорят, гроза – это гнев богов, – продолжал Власик. – Вы видели богов, ярлы? Скажите, какие они?

Ники не нашелся что ответить.

– Они злые, – сказал я мрачно. – Злые и несправедливые. Они могут отвернуться от нас, и тогда все выходит так, как сейчас.

Власик умолк.

Когда кончился дождь, стало ясно, что боги и вправду отвернулись от нас: едва заметная лесная дорога вконец раскисла, и «конкистадор» еле полз по уши в черной жиже, завывая мотором, как тяжелый бомбардировщик. Похоже, по этой дороге ездили только зимой – такие дороги и называются зимниками, вспомнил я, и даже в нашем времени их осталось до черта: по ним катались одни только экстремалы-джиперы, да и то не поодиночке. Больше всего мы боялись остановиться и навсегда завязнуть в этом зыбучем дерьме. Поэтому, когда становилось чуть посуше, Ник прибавлял скорости, надеясь пролететь черное море грязи, что уже ждало нас в следующей низинке, прямо-таки подмигивало темным блестящим глазом, словно живое.