Он видел следы, по которым шел индеец; они кончались невдалеке от парадного крыльца. И вдруг что-то словно осенило Грегори Гарта: он понял, что индеец напал на след каких-то чужих людей. Он вдруг припомнил странное поведение своего помощника Уэлфорда, его подозрительные отлучки и внезапное появление в конюшне, когда он прибежал выводить двух лошадей и ни за что не хотел, чтобы Гарт ему помогал. Гарт подумал тогда, что Уэлфорд хочет один получить на чай с отъезжающих, но теперь, при виде этих следов, по которым шел Ориоли, у него невольно возникло подозрение, что за этим кроется что-то нечистое, что в эту ночь в стенах Каменной Балки совершилось предательство.

Встревоженный Гарт бросился к индейцу, пытаясь объясниться с ним знаками и рассказать о своих подозрениях. Но это оказалось невозможным, так как его нелепые жесты и отчаянные гримасы отнюдь не передавали того, что он хотел сказать. Индеец посмотрел на него с недоумением, покачал головой, быстро повернулся и, проскользнув мимо него, взбежал на крыльцо и поспешил в библиотеку, чтобы рассказать обо всем своему хозяину.

Проводив своих друзей-патриотов, Голтспер, как мы уже говорили, вернулся в библиотеку и сел писать.

Остаток ночи он провел за работой, порученной ему Пимом и Гемпденом и еще несколькими участниками ночного совещания, которые задержались у него дольше других. Они поручили ему составить обвинительный акт против Томаса Уэнтворта, графа Страффорда.

Голтспер взялся за это, движимый страстным негодованием против гнусного притеснителя.

Воодушевленный дружным откликом, которым был встречен его смелый призыв, пламенный республиканец Голтспер, всей душой ненавидевший монархию, верил в торжество справедливости и чувствовал, что недалеко то время, когда не надо будет собираться тайком: они будут говорить с народом, и народ откликнется на этот призыв!

Королю пришлось-таки созвать «третье сословие»! Через несколько дней должен собраться парламент – знаменитый парламент, получивший впоследствии название Долгого[32], и Голтспер, по имеющимся у него сведениям, хорошо представлял себе, кто в него войдет. С такими людьми, как Пим и Гемпден, Голлис[33], Гезльриг[34], Вен, Мартен, Кромвель, и множеством других патриотов, пользующихся любовью народа, будет поистине невероятно, если не удастся пресечь этот неистовый разгул тирании, которая уже столько лет покрывает позором и душит свободу Англии.

Поглощенный всеми этими мыслями, Голтспер трудился над составлением документа, пожалуй, час с лишним. Он уже почти закончил свою работу, когда вошел индеец.

– Что случилось, Ориоли? – спросил Голтспер, отрываясь от бумаг и с удивлением глядя на взволнованное лицо слуги. – В чем дело? У тебя такой вид, будто с тобой что-то стряслось! Может быть, вы чего-нибудь не поделили с Гартом?

Индеец отрицательно покачал головой и с гневным ворчанием приподнял ногу подошвой вверх и сердито посмотрел на пол.

– А!.. – протянул Голтспер, читавший его знаки так же легко, как если бы это были слова. – След врага?

Ориоли поднял вверх три пальца.

– Три, а не один? И трое мужчин? Ну, может быть, с ними будет легче справиться, чем с тройкой женщин!

Сделав это полушутливое замечание, Голтспер на минуту задумался, словно вспомнив о чем-то.

– Ну хорошо, – сказал он наконец, – а что же ты все-таки видел, Ориоли?

Ориоли, сделав ему знак следовать за ним, вышел из комнаты, спустился с парадного крыльца и пошел по направлению к задней стороне дома. Голтспер и Гарт последовали за ним, и все трое принялись разглядывать следы.

Следы явно шли от боковой двери. Они принадлежали двум людям, которые, по-видимому, вышли из этой двери. Третий человек в подбитых гвоздями крестьянских башмаках встретил их на пути и проводил до парадного крыльца, где все следы потерялись, затоптанные копытами лошадей.

Следов, которые вели к боковой двери, не было; но так как в комнату с забитой наглухо стеклянной дверью нельзя было войти иначе, как через эту боковую дверь, оставалось только предположить, что незваные гости вошли в нее до того, как начался дождь, и вышли после того, как он окончился. Иными словами, двое людей пробыли в комнате в течение почти всего времени, пока длилось совещание.

Другие знаки, которые показал им индеец, – следы на полу, отчищенный кружок на стекле, – безошибочно доказывали, с какой целью они забрались в это нежилое помещение. Это, несомненно, были шпионы.

Следы подбитых гвоздями башмаков изобличали предателя, который их привел: таких следов было много и по другую сторону дома возле конюшни. Ориоли сразу распознал, что эти следы принадлежали Уиллу Уэлфорду.

– Я давно подозревал этого негодяя, – сказал Голтспер и, нахмурившись, пошел к дому.

– Попадись мне только эта гнусная образина! – воскликнул бывший грабитель. – Уж он мне ответит за свои грязные дела! Не я буду, коли не расправлюсь с ним!

Вернувшись в библиотеку, Голтспер в смятении заходил по комнате из угла в угол. Он был сильно встревожен. Присутствие шпионов на тайном совещании было чревато серьезными последствиями. Речь шла не только об его собственной безопасности, но и о безопасности многих других людей, занимавших высокое положение: нескольких членов парламента из соседних графств, и в их числе Пима, Голлиса, Гезльрига, Генри Мартена и молодого Гарри Вена... Да и сэр Мармадьюк Уэд тоже, вероятно, был замечен предателями.

Это обстоятельство особенно удручало Голтспера, ибо сэр Мармадьюк явился на это собрание по его личному приглашению, и вот теперь он скомпрометирован настолько серьезно, что жизнь его висит на волоске.