И тут вдруг то ли почудилось Кориолле, то ли в самом деле кто-то позвал ее по имени? Она прислушалась. Вновь кто-то выкрикнул ее имя во дворе. А следом — рычащие голоса, крики, ругань, скрежет железа, стоны, удары… Безумная музыка схватки не на жизнь, а на смерть, уже слышанная Кориоллой прежде — во время штурма лагеря Пятого Македонского.

— Наши! — воскликнул Прим, и рот его оскалился в дикой ухмылке.

А металл скрежетал, заглушая проклятия, крики боли, предсмертный хрип.

— Кориолла, ты там? — выкрикнул снаружи низкий хриплый голос.

Она поначалу даже не поняла, чей. Только поняла, что спасение близко.

— Я здесь! Здесь! Гай! Я здесь! — закричала она, уверившись, что это Приск чудесным образом явился ей на помощь.

Прим уже оттаскивал сундук. Обломок двери с трудом удалось распахнуть. Прим выглянул первым. И только потом позволил выйти Кориолле.

Посреди двора стоял центурион — шлем набекрень, от гребня мало что осталось, посеребренная лорика залита кровью. Лицо тоже в крови.

Вокруг лежали убитые и раненые варвары. Пятеро, кажется.

— Гай! — Она кинулась к нему, не веря в удачу.

— Ты ошиблась… — сказал центурион и снял шлем.

Перед нею был Валенс, старый ее ухажер. Отвергнутый жених, друг покойного отца.

— Ты? — Она замерла.

— Не рада?

— Рада! — Она кинулась к нему и поцеловала в колючую от щетины, соленую от крови и пота щеку.

— А ты молодец… Ишь, амазонка… с мечом… Убила кого?

— Кажется.

— Фракийская кровь… От матери… — Валенс вдруг пошатнулся. — Сесть бы…

Кориолла обернулась. Скамья, на которой она полчаса назад дремала, не ведая об опасности, валялась разбитая в щепы.

— Сейчас! — Кориолла вернулась в комнату и вынесла во двор табурет.

Валенс сел.

— Я письмо тебе привез… — сказал центурион. И добавил: — Воды бы…

Кориолла не слышала — вынесла из задымленной комнаты колыбель с малышкой, поставила подле Валенса. Сейчас казалось — нет надежнее места, чем подле него. Мышка тоже очутилась рядом, присела на корточки, обхватила колени.

По улице кто-то промчался, заглянул во двор и побежал дальше. Кориолла даже не разглядела — свой, чужой ли. Наверное, все же свой, кто-то из ветеранов-поселенцев, они наверняка дали отпор грабителям и теперь стали выдавливать даков из поселка.

Из соседней комнаты вылез сынишка хозяина и тут же по лестнице взлетел на крышу.

— Наши идут по мосту! Наши! — заорал он во всю силу легких.

— Много? — крикнула снизу Кориолла.

— Много! Конница! Гонят даков! Ау-а!

Мальчишка приплясывал на крыше так, что вниз обрушивались одна за другой черепицы.

— Воды дай… — повторил старый вояка.

Кориолла принесла воды из бочки с водой, дала Валенсу напиться.

— Траян! — вопил мальчишка с крыши. — Сам Траян прибыл.

— Император? — не поверила Кориолла и сама не заметила, что улыбается.

— Центурион ранен… — шепнул Прим.

Кориолла только теперь заметила, что из-под лорики медленно точится по капле кровь, стекает под табуретку. Накапало уже с небольшую лужицу.

— Сумка моя… там письмо… — повторил центурион. — Письмо прочти…

Кориолла глянула на Прима.

— Беги! За медиком! В крепость! — отчеканила, будто центурион новобранцу.

— А Гай твой наглец, это точно. Нос вечно задирал. Умен вишь он больно… Но далеко пойдет… А лорика-то хорошая… — пробормотал Валенс. — Гаю твоему пригодится. Отремонтировать надо только чуть-чуть… мне вот недосуг было… а зря.

* * *

Как ни странно, медика Прим привел, хотя и не сразу. Молодой красавец с орлиным профилем, в забрызганной кровью тунике (еще совсем недавно была она белее дакийского снега). За ним семенил мальчишка-раб, нес сумку и деревянный сундучок с инструментами. Выяснилось, что медик этот — сын Кубышки, старого медика Пятого Македонского, имя Валенса для него было важнее имени легата или военного трибуна.

Женщины уже сумели перенести раненого на кровать и снять с него лорику. Кориолла наложила повязку — как умела.

Врач присел на табурет у койки, приподнял повязку, помолчал.

— Я тебе сейчас настойку дам, старина, — сказал, помолчав.

Медик что-то такое набулькал, смешал из флаконов, попросил большую чашу вина у Кориоллы и все это дал выпить Валенсу.

Потом закрыл сундучок и вышел во двор. Кориолла выбежала следом.

— К утру умрет, — сказал медик. — Муж он тебе теперь?

— Дядя, — ответила Кориолла, чтобы не объяснять все хитросплетения долгих и странных отношений с этим человеком.

— Не повезло.

Медик ушел уверенной скорой походкой — спасать тех, кого еще можно было спасти.

А Кориолла уселась на табурет во дворе. Тела убитых уже вынесли, кровь кое-как отмыл появившийся неведомо откуда Галка. Он чувствовал себя виноватым, демонстративно шмыгал носом и всеми силами выражал преданность, напоминая нашкодившего пса. Кориолла открыла сумку центуриона. Что там такого важного? Завернутые в кусок кожи монеты. Серебряные. Она их возьмет, надо надеяться, хоть что-то да оставил ей старый ухажер по завещанию. Фляга с вином, сменная туника. Кусок пергамента. Она развернула и стала читать…

«Луций Корнелий Сервиан, прожил двадцать один год…»

Она медленно опустила руку с пергаментом.

В соседнем дворе выла собака, как воют только над мертвым хозяином.

* * *

Нападение на Дробету было подготовлено с изрядной ловкостью. Даки просачивались в окрестности небольшими отрядами, таились в заранее условленных местах несколько дней, ждали, пока подойдут новые отряды под началом Везины — а именно Везине поручил Децебал командование этой важной операцией — и станет людей достаточно, чтобы захватить крепость и мост. Небольшой отряд должен был сплавиться сверху по Данубию и попасть на мост с реки. Разведчики происки даков проспали — не насторожило их появление в окрестностях многочисленных отар с пастухами, не показались подозрительными едущие друг за другом повозки — переодетые римскими поселенцами даки обманули караульных на башнях. Лишь когда враги очутились вплотную к стенам, поднялась тревога, караульный едва успел подать сигнал, как сорвался со стены, прошитый стрелой — будто птенец выпал из каменного гнезда. В тот момент за стенами крепости находилось изрядно солдат — но не в боевом порядке, а с кирками да лопатами. На счастье, строители были в лориках (приказ Траяна исполнялся неукоснительно, хотя солдаты роптали и проклинали нелепый, на их взгляд, приказ). Так что, построившись, с этими самыми кирками легионеры и встретили неприятеля. Со стены крепости стали стрелять машины — но варваров было слишком много, к тому же они быстро смешались с римлянами, ломая строй, — первую шеренгу прорвали мгновенно, взялись за вторую, оттесняя римлян к крепостной стене. Две сотни даков, не меньше, хлынули в поселок, врываясь в дома и убивая всех подряд.