Она сидела на полу и держала на коленях голову Фестинуса. Слезы текли по ее щекам, но мокрые глаза были спокойны. Фестинус был мертв. Начиная от горла до пояса его тело провалилось, осыпалось прахом внутрь себя.

– Устала, – прошептала Серва. – Фестинус дурак. Какой же дурак. Прикрыл меня. Я ему говорила, не лезь. А он прикрыл. У меня еще было немного сил, я бы отразила удар могильного тлена. Отразила бы. Зачем…

– Жива! – послышался голос Биберы. – Катена – жива. Вымотана, без чувств, но жива. Надеюсь, теперь-то стражники Бэдгалдингира придут в себя, и мы вышибем из города этих околдованных мерзавцев. Где дети Катены? Неужели они…

– Там, – махнула рукой в сторону груды искореженной королевской утвари Серва. – Там они. Живы, – и посмотрела на Игниса, впервые скривив лицо. – Ты молодец. Хоть и показался во всей красе. Разорвал эту стынь. Аментия говорила, что это невозможно. А ты смог. Чуть бы раньше. На мгновение.

– Энки благословенный! – вскрикнула Бибера, копаясь в груде тряпья. – Что же это такое?..

Раздался детский плач. И сразу зашевелилась, заскребла пальцами по окровавленному полу Катена. Метнулся за одеялом в сторону Холдо. Пошла к ней с плачущим свертком в руках Бибера, но, опережая ее, зашлепали по ледяному полу маленькие ножки дочери Катены. Она подбежала к матери, встала на место силы, только что оставленное Табгесом, и прижалась к израненному плечу.

– Вот почти все в порядке, – всхлипнула Серва. – На какое-то время.

На второй день после разговора Камы с Процеллой в Лапис прибыл Фалко Верти, впервые подержал на руках маленького Никса, обнял жену, затем поговорил сначала с Таркосой, а затем с собственной сестрой – Стратой. Затем, оставив в слезах двух новых вдов, мрачный, как грозовая туча, вернулся к Каме, которая с самого утра то торчала в крепости Ос, то уходила на горный тракт в Ардуус, в самом начале которого на две лиги растянулся лагерь ее войска.

– Здесь все случилось? – спросил он ее, с удивлением приглядываясь к принцессе, которую не видел шесть лет.

– Изменилась? – устало улыбнулась Кама.

– И да, и нет, – покачал головой Фалко. – Внешне – нет, хотя ты была гибкой, как речной тростник, а теперь кажешься гибкой, как стальной меч. Лаписский меч. Я ведь был тобой так увлечен, что даже делал предложение твоей двоюродной сестре Лаве, когда ты пропала. Она тоже красавица, и есть в ней что-то такое же, как в тебе. К счастью, она мне отказала. Так что я рад тебя видеть. Не переменившуюся, но закаленную. Да, и у тебя что-то появилось в глазах.

– Там много разного, – усмехнулась Кама и подошла к стене с отметинами. – Здесь была убита моя мать. Это сделал Стор Стормур. Тот самый, чьей смертью и смертью моей тетки закончилась в Аббуту свейская война. Отец был зарублен вон там. Нукс и Нигелла – здесь. Лауса сбросили вниз на мечи отсюда. Дядю Латуса – отца Дивинуса и Процеллы – убили в спину, напротив вон той двери. Малум, младший брат Латуса и моего отца, открывал эту дверь, запускал убийц. Потом еще вонзил меч в живот Нигеллы. Но добила ее Тела. А своего двоюродного брата – Палуса, я убила сама. Проткнула стрелой вон с той башни. Он был с матерью на стороне свеев. Вызвался порубить плененных крестьян, чтобы сыграть с Лаписом в игру. У меня была одна или две секунды для выбора, кого убить – Палуса или Телу. Я выбрала Палуса.

– И тем самым убила обоих, – кивнул Фалко.

– Не думаю, – скривила губы Кама. – Я видела Телу. Не могла ее убить, она была с детьми, но я ее видела.

– И я видел, – согласился Фалко. – И год назад, и два года назад. И всякий раз мне казалось, что я вижу живого мертвеца. Малума в Ардуусе ведь тоже убила ты?

– Да, – сказала Кама. – И не только его.

– Знаешь, – заметил Фалко, – странно, но у меня возникло ощущение, что эта война идет уже давно. Начиная с войны со свеями. Мы их разбили, ушли на несколько лет на отдых, а ты продолжала воевать. И воюешь до сих пор. Уже вместе с нами. Что у тебя в глазах? Тебе нужно влюбиться и родить ребенка. И не одного.

– Ты уже не первый, кто мне это говорит, – усмехнулась Кама. – Я подожду окончания войны. Какой смысл влюбляться, если каждый второй, или вообще каждый, не выживет?

– В любви нет никакого смысла, – развел руками Фалко. – Но без нее смысла еще меньше. И никак не угадаешь и не убережешься.

– Хорошо, – улыбнулась Кама. – От любви я буду уберегаться в последнюю очередь. Что-нибудь изменилось за последние дни?

– Ничего в наших планах, но кое-что изменилось вокруг них, – кивнул Фалко. – Войско Лауруса как раз теперь переправляется на наш берег возле Утиса. У него более ста тысяч воинов из Раппу, Бабу, Араманы, Аштарака и Дины. Хорошая добавка к моим сорока тысячам.

– Сорока двум, – поправила Фалко Кама.

– Тогда еще больше, – улыбнулся Фалко. – Оружие роздано всем, кто может его держать в руках. Одних стариков, которые еще стоят на ногах и не забыли, с какой стороны держаться за меч, набралось тысяч десять. Все, кому не досталось оружие, вооружаются тем, чем могут. Так и у тебя ведь хорошее войско. Пятьдесят тысяч. Всего у нас около двухсот тысяч воинов.

– Столько же, сколько и у гахов, – вздохнула Кама. – Или даже чуть меньше.

– Мы справимся, – твердо пообещал Фалко.

– Да, – согласилась Кама. – Но мне не хотелось бы разменивать одного нашего воина за одного гаха. Надеюсь, мы обойдемся малыми жертвами. Что там с Иктусом?

– Он в порядке, – кивнул Фалко. – Я даже думаю после уговорить его прийти ко мне в Фиденту воеводой. Если он выживет.

– Он не выживет, – сказала Кама.

– Да, это вряд ли, – согласился Фалко. – Там никто не выживет. Твои еще ничего не знают?

– Нет! – отчеканила Кама. – Почти все войско на горной дороге за дозорной башней крепости Ос. Все уверены, что мы огромная засада для противника, который захочет покуситься на нашу твердыню.

– А Лапис? – нахмурился Фалко. – Конечно, я видел начальницу твоей стражи – Фангу, она произвела на меня впечатление, да и две сотни лучших воинов на страже твоего замка – тоже на загляденье, но если гахи…

– Сотня лазутчиков в горах, – сказала Кама. – Дозоры и ловушки на всех тропах. Мосты разрушены. Если будет хоть что-то, я узнаю мгновенно.

– Хонор продержался не более трех часов, – напомнил Фалко.

– Гахи по-прежнему собираются в лесах вокруг замка твоего дядюшки – Фуртима, – напомнила Кама. – Касасам не сводит с них глаз.

– Твой Касасам – находка, – кивнул Фалко. – Ладно, все идет как надо, но я думаю, что уже завтра или же сегодня ночью – начнется. И вот еще, имей в виду. Гахи красят доспехи и одежду в белый цвет. И лазутчики говорят, что это страшнее, чем черная пелена. Пока войско Лауруса дошло до Утиса, им пришлось трижды отражать нападения гахов. Когда они в белом, это хуже. Прощай.