— Встреча не состоится, — сказал Ригисвальд. — Я буду очень занят.

— Чем? — удивился Тасгалл.

— Пока еще не решил, — многозначительно ответил старик.

Тасгалл нахмурился, но больше ничего не сказал.

С улиц по-прежнему доносились крики ликующих жителей. Празднества длились всю ночь и перекочевали в новый день. Ригисвальд тщательно сложил свою лучшую одежду из овечьей шерсти, собираясь скатать ее и поместить в кожаный ранец. Ему помешал стук в дверь.

Открыв дверь, Ригисвальд увидел на пороге миловидного юного пажа. Его наряд был богато украшен кружевами и золотым шитьем. В руках он держал пакет с сургучной печатью.

— Это вам, господин.

Ригисвальд взял пакет и вознаградил пажа за труды, дав ему монету. Довольный мальчишка удалился, подбрасывая монету и ловя ее на лету. Ригисвальд уже собрался закрыть дверь, но увидел Тасгалла. Тот стоял у противоположной стены коридора и внимательно смотрел на старого мага. Ригисвальд коротко кивнул и повернулся к нему спиной. Тасгалл счел кивок за приглашение войти и последовал за Ригисвальдом.

Войдя к себе, старик швырнул пакет на стол. Он осторожно убрал одеяние в ранец, расправил складки и брызнул несколько капель кедрового масла, защищавшего шерсть от прожорливой моли.

— Это вызов в королевский дворец, — сказал Тасгалл, бросив взгляд на пакет.

— Думаю, что да, — отозвался Ригисвальд.

— Вы пойдете?

— Нет, не пойду.

— Его величество будет недоволен.

Ригисвальд стал аккуратно сворачивать свои чулки.

— Вокруг его величества толпятся сотни людей, жаждущих, чтобы он заметил их присутствие. Так что ему хватит забот и без меня.

— Я знаю, почему он хочет вас видеть, — сказал Тасгалл.

— В общем-то я тоже догадываюсь, — ответил Ригисвальд.

— Вы только повредите себе, если не пойдете.

— Ошибаешься. Я поврежу себе, если пойду.

— Его величество и так был недоволен, что барон Шадамер не присутствовал на коронации, — сказал Тасгалл. — Единственный из всех баронов. Его отсутствие очень бросалось в глаза.

Ригисвальд убрал свернутые чулки на дно ранца. Взяв серебряное круглое зеркальце, он внимательно оглядел собственное отражение. Потом тщательно расчесал волосы и бороду, после чего убрал и зеркальце, и гребешок из слоновой кости все в тот же ранец.

Тасгалл раздраженно следил за ним.

— Если барон Шадамер не явится немедленно, чтобы оказать своему новому королю надлежащие почести и принести клятву верности, его объявят предателем. Ему будет запрещено под страхом смерти возвращаться в пределы Виннингэля. Его земли и замок будут конфискованы в пользу короны. Королю нужны гарантии того, что он все же увидит Шадамера во дворце.

Ригисвальд опустил в сумку несколько книг; одни он купил здесь, другие привез с собой. Старик постарался расположить их так, чтобы не помять одежду и не порвать чулки. Закончив сборы, он закрыл ранец и проверил лямки. Потом надел дорожный плащ.

— Я не являюсь секретарем барона Шадамера, — сказал Ригисвальд, скрепляя плащ золотой застежкой. — И уж тем более не даю от его имени никаких гарантий.

— Но вы являетесь его другом, господин Ригисвальд. Скажите, что ему следовало бы исполнить свой долг чести по отношению к королю.

Ригисвальд повесил ранец на одно плечо. Руки Тасгаллу он не подал.

— Счастливо оставаться, Тасгалл. Да, забыл поздравить тебя с повышением.

Он направился к двери.

Тасгалл вертел в руках взятый со стола пакет.

— Род Шадамеров владел этой землей в течение многих поколений. Доход барона целиком зависит от плодов земли и от платы, взимаемой с плывущих вниз по Арвену. Лишившись титула, Шадамер превратится в обедневшего изгнанника. Ни дома, ни друзей, ни пристанища.

Ригисвальд остановился и повернулся к Тасгаллу.

— Я слышал, что глава Ордена Инквизиторов вчера скончался.

Тасгалл медлил с ответом.

— Он умер, наверное, от… сердечного приступа. Так? — спросил Ригисвальд.

Тасгалл сделал вид, что разглядывает пакет.

— Он уже давно жаловался на здоровье. Дознание показало, что он умер своей смертью.

Ригисвальд улыбнулся плотно сжатыми губами.

— На твоем месте, Тасгалл, я бы очень внимательно задумался над тем, кто именно умирает «своей смертью». Смерть Инквизитора вряд ли будет единственной.

Тасгалл подскочил к Ригисвальду и схватил его за руку.

— Передайте барону, что от него требуется совсем немного: преклонить колени и поклясться в верности королю Дагнарусу.

— Совсем немного? — снисходительно посмотрел на него Ригисвальд. — Друг мой, да это же всё.

Ригисвальд прошел по городским улицам, которые еще продолжали отскребать от сажи и крови, и вышел через ворота, которые еще продолжали чинить. Оглянувшись через плечо, он увидел новый флаг Виннингэльской империи. Окутанный дымной пеленой, из кроваво-красных языков пламени горделиво поднимался золотой феникс.

Вольфрам, дворф из числа Пеших, не собирался задерживаться в монастыре Драконьей Горы. Награда, обещанная ему перед смертью Владыкой Густавом, сделала его богатым. Вольфрам стал владельцем принадлежавшего Густаву особняка — настоящего человеческого особняка, построенного на земле людей. Ему не терпелось поскорее увидеть свое владение. То-то изумятся и возмутятся слуги, когда узнают, что их новый хозяин — дворф!

Каждый день Вольфрам говорил себе, что сегодня он уйдет из монастыря. И каждый день находил какой-нибудь предлог, чтобы остаться. Так прошло уже несколько недель. Он мог бы и не искать предлогов, ибо знал, что удерживает его здесь, на вершине Драконьей Горы. Ранесса. Превратившись в дракона, она словно вторично родилась, и ей было очень тяжело. Вольфрам не хотел покидать ее в таком состоянии.

Странная она, эта Ранесса. Жизнь в человеческом обличье не приносила ей никаких радостей. Она сторонилась и родных, и соплеменников в тревинисской деревне, где родилась. Пустившись вместе с Вольфрамом в долгий и опасный путь сюда, она ухитрялась повздорить едва ли не с каждым встречным. Вольфрам не оправдывал ее выходок, но все же пытался как-то объяснить их прежней нелегкой жизнью Ранессы. Все эти годы она ненавидела себя за то, что она — человек. Но не успели они с Вольфрамом добраться сюда, как ее захлестнуло отчаяние, и она бросилась в пропасть. Тогда-то и произошло преображение, превратившее ее в дракона.

Вольфрам и сам испытал изрядное потрясение. Неизвестно, сколько бы он еще приходил в себя, если бы не превосходный монастырский эль — янтарно-коричневый, с непередаваемым вкусом горного ореха. Дворф не считал, сколько кружек он выпил для восстановления душевного равновесия. Он надеялся, что теперь, познав свою истинную природу, Ранесса из раздражительной, взбалмошной и полубезумной женщины превратится в спокойного, довольного жизнью дракона. Увы, она осталась такой же раздражительной и взбалмошной. И если раньше ее оружием был острый язык, теперь у Ранессы появились острые драконьи зубы. Вот и вся разница.