В девушек втыкают капельницы. Саша держит Янку за пальцы свободной рукой: «Не боись, систа! Не боись!»

«Взя-ча» крови сообщает ушам легкий гул, а голове — приятное головокружение. С учетом того, что Янка не успела поужинать вечером, сэкономила на завтраке и решила не обедать, головокружение может быть обусловлено и рационом.

Потом они сидят в коридоре и ждут расчета. Двадцать четыре евро на двоих. На свои деньги Янка будет ужинать два вечера подряд. Она достает калькулятор и считает, сколько ее крови нужно сдать республике Литва, чтобы выплатить долг республике Беларусь. Получается, при цене двенадцать евро за поллитра и текущем курсе конверсии, пятьсот литров.

— А много крови в человеке? — интересуется Яся у Саши.

Саша умная. Саша знает все.

— В тебе — меньше пяти литров, — уверенно отвечает блонди.

Янка продолжает считать: чтобы рассчитаться с судом Фрунзенского района, нужно полностью, до донышка, высосать сто Ясь. И этого еще может не хватить.

Из кабинета показывается сестра. У нее обеспокоенное лицо.

— Вас мы попросим проходить в кассу, — говорит она, обращаясь к Александре.

Русские слова в ее речи — кубики. Она старательно ставит их один на другой и следит за тем, чтобы башенка не разрушилась. И, обращаясь к Янке: — А вам нужно немножечко зайти обратно к доктору.

— Ну ни хера себе, систа! — толкает ее в бок Саша. — У тебя что, ВИЧ? Ты б сказала!

Она смеется. Она уверена — дело в какой-то смешной заминке. Как у всякого бедного человека, на которого вот-вот свалятся небольшие и случайные деньги, у нее хорошее настроение.

Янина Сергеевна, волнуясь, заглядывает в кабинет. Там — целый консилиум: сестра, еще сестра, седой мужчина и докторша. Последняя выглядит величественно, как хирург перед первым надрезом.

— Мы не нашли по фамилии вашу карточку донора, — говорит врачиха на правильном, как метроном, русском. — И по процедуре провели анализ забора, чтобы выявить группу и резус фактор.

Янка думает: «И снова это слово, “забор”, не слышанное с детства. И снова оно употребляется не для обозначения преграды, а для описания действия». В лесной школе она ждала забора отцом, сегодня у нее забор крови.

— И анализ нас удивил… — Лоб докторши идет морщинами. — Вы, наверное, сами этого не знали. — Говорящая обводит многозначительным взглядом сестер, чтобы показать, как она удивлена половой распущенностью этих современных доноров. — Но вы на первом триместре беременности. Мы не ставили целью определить срок по количеству хорионического гонадотропина в вашей крови, вам это должно быть лучше известно. Но я бы сказала, что мы где-то между пятой и шестой неделей, — строго говорит она Янке, а сама сверлит, сверлит взглядом ее безымянный палец, делая какие-то явно обидные для девушки выводы. — Не видели задержки?

Янка не может подобрать слов для ответа. Эта версия Благовещения не описана ни в одной из священных книг. Переезд и обустройство перебили ее внимание к календарю. А безопасно ли было сдавать кровь? Ее потяжелевший взгляд сообщает врачихе что-то, из чего та делает свои выводы:

— Ну а если вы это знали и скрыли от нас, это вообще нарушение! У вас на третьей странице противопоказаний было написано: «период беременности и лактации»! И также «год после его завершения»! Вы что, надеялись вот так вот, с кондачка, двенадцать евро заработать?

«Противопоказания свои на английском дублировали бы! — злится девушка про себя. — Раз кровь могут не только кошерные литовцы сдавать!»

— А о плоде вы подумали? — не унимается врачиха. — Из вас сейчас десятая часть крови ушла, а ребеночку как теперь? Раньше после такого ЧП беременную на десять дней на сохранение в стационар помещали! Сейчас считается, что угрозы при единовременном взятии крови нет! Но из вас же сейчас десятая часть крови ушла! Десятая!

Яся облегченно выдыхает и дожидается завершения нотации.

— Но самое главное! Мы не можем абсорбировать произведенный у вас забор. Вы ввели нас в заблуждение по противопоказаниям! Поэтому расчет с вами произведен не будет! Как это и написано на шестой странице нашей инструкции!

Девушка встает и, слегка пошатываясь, идет прочь из кабинета. Ей хочется потребовать залить ее беременную кровь обратно.

— Они-таки нашли у меня глисты, — сообщает она подруге, криво улыбаясь.

Та не вдается в расспросы.

Вечером они наедаются на Сашкин гонорар хрустящей кисло-сладкой свинины у китайцев.

* * *

Нелегалами, зажилив полтора евро, они прорываются в дворики Вильнюсского университета, где Янка имеет честь лицезреть те самые составные ренессансные дымоходы, о которых ей рассказывал большой любитель труб и поговорить. Саша тянет ее вверх по лестнице одного из корпусов, шепча по дороге:

— То, что ты сейчас увидишь, — квинтэссенция Литвы, ее метафизическое сердце. Для того чтобы понять эту страну, не нужно лазить на башню Гедимина или фотографироваться у святой Анны. Нужно прийти сюда и провести тут несколько часов.

Они оказываются в разрисованном кармином, кобальтом и ультрамарином зальчике, на стенах которого с языческим минимализмом выведена сотня подчеркнуто примитивных фигурок, совершающих действия странные и страшноватые. Обвязанный сеном конь волочет в железном шипастом ящике обнаженную; женщина страстно вжимается своим лоном в набухшее почками дерево, в ее руках — снятый башмак; нагая плещет молоком в мужчину, чье тело обвязано стеблями сухого тростника, и молоко застыло в вечном полете, в миллиметре от цели. Плодородие, семя, чернозем, звезды, яблоки, совокупление, страсть, страх, смерть, семья, луна, женственность, возбуждение — все это перемешано в такой горько-сладкий коктейль, что Янка одновременно чувствует прозрачную жуть и невесомое желание.

— Потрясающе, правда? — Саша разглядывала картинки, закусив губы, и оттого ее уста раскраснелись. — Весь этот tribal создал местный знахарь, которого зовут Пятрас Ряпшис. Чувак расписал университетские стены колдовскими ритуалами и крестьянской магией, замешанными на сперме, крови и молоке, — когда тут, как и везде, был самый махровый совок, с семьдесят шестого по восемьдесят пятый. В Минске в это время Кищенко на Ленинском проспекте свои панно с красноармейцами и советскими учеными создавал. Тоже красиво, но, согласись, есть отличие.

Янка смотрит на картинку с застывшей в полете лентой молока и поглаживает живот.

* * *

Пол будет виден на пятнадцатой неделе. Для этого понадобится УЗИ (23 евро). Янка мечтает о мальчике.

* * *

Она вновь хочет написать sms, но все попытки сформулировать последние новости выглядят либо упреком, либо попыткой обратить на себя внимание, либо втягиванием в обязательства. Янке противно и первое, и второе, и третье.

* * *

Любой город — это в первую очередь люди, которые тебе его показывают. Янка увидела Москву глазами Рустема, Аслана и