За дверями оказался холл с барной стойкой и развернутым во всю стену головизором. «Ба! — мысленно воскликнул Раскин. — Да это же стилизованная под старину гостиница! Вполне возможно — для швейцарских ушельцев». Всеобщность тут же отозвалась утвердительным кваканьем.

Раскина привели к дверям номера на третьем этаже.

«Там я найду все, что мне может понадобиться, — сама собой родилась мысль-паразит. — Время до завтрашнего дня я могу посвятить отдыху. Затем за мною придут».

«Зачем?» — мысленно спросил Раскин.

Ближайшая к нему спора вылепила на желейной поверхности подобие человеческого лица.

«Пришло время доказать, что мое постижение Всеобщности — не увертка. Завтра должен быть готовым к встрече со старыми знакомыми. Я окажусь внутри „ловца сновидений“? А затем стану „зомбаком“? Быть спокойным — Всеобщность более нуждается в сознательных слугах, чем в безликих „кластерах“.»

Раскин моргнул. Этот диалог занял всего секунду объективного времени. Споры безмолвно ждали, когда он откроет номер. Птичка должна была сама войти в клетку и захлопнуть за собой дверцу. Раскин подчинился.

За дверями оказалась симпатичная комната с широкой кроватью, гардеробом, столиком и холодильником — гостиничной моделью с микроволновой печью вместо морозильной камеры. Из окна открывался вид на озеро и городские огни. Полюбовавшись минуту-другую ночным пейзажем (в это же время женевские воробьи-полуночники любовались на него, сбившись в плотную пернатую кучу на подоконнике), Раскин залез в холодильник. Мучаться выбором особенно не пришлось: он выудил из коробки с эмблемой популярного фастфуда многослойный бутерброд с основным компонентом — отбивной из клонированной говяжьей печени и тут же сунул его в микроволновку. Открыл бутылочку холодного пива — Всеобщность не скупилась для своих верных слуг. Ч-черт! Что же ожидает его завтра? Какой тест приготовила для него Всеобщность? Какой подвох?

Раскин механически сжевал бутерброд, запивая его мелкими глотками пива прямо из горлышка. Ему показалось, что этого мало. Снова порылся в холодильнике. На сей раз ему попался на глаза жареный цыпленок, горчица и запаянный судочек с каким-то овощным салатом.

Под столиком он обнаружил две журнальные подшивки. Первая оказалась стопкой с общественно-политической «Вселенной». Ее Раскин запихнул ногой обратно, к батарее и паукам. Вторую подшивку ушелец нашел более интересной. В ней были собраны все номера глянцевого мужского журнала «ГиперМакс» за последние два года. На обложке самого свежего красовалась зеленоволосая девица с лицом напроказившей школьницы и грудью, обнаженной сверх всяких приличий. Приспущенная ткань платья совершенно не закрывала узеньких сосков.

— Срамота! — прокомментировал с набитым ртом Раскин. Одно дело — это работать в Большом Космосе. Там, как и на войне, нельзя было тратить время на стеснение или жеманное хлопанье ресницами. Сказали: «Вакцинация!» — тут же оголяй зад, сказали: «Санобработка!» — будь добр, скидывай одежду… Однако на не знающей забот (кроме отлова ушельцев) Земле можно было бы вести себя и поскромнее… Раскин откинул верхний журнал. На обложке следующего было помещено фото молодого человека, с серьезным видом демонстрирующего гладкие ухоженные ягодицы. Под ним крупным шрифтом был размещен анонс: «По Первому Федеральному стартовал суперэротический марафон „Не покажешь — не докажешь!“, гость номера — Александр Bay!!!» Ушелец захохотал и едва не подавился пивом. Вернулся к верхнему номеру в подшивке. Под «школьницей» находилась не менее интригующая надпись: «Секс и Всеобщность. Когда „недобор“, когда „перебор“, а когда „очко“. Раскин присмотрелся к девице: так вот почему у нее волосы зеленые! Она, бедняга, заражена Грибницей!»

После ужина он пошел в душ и долго-долго тер пятна на лбу. То и дело очищая ладонью зеркало от конденсата, он убедился, что внешние проявления катализатора Всеобщности не берет ни мыло, ни шампунь, ни щетка, ни мочалка. Пятна вроде как посветлели, но не более того.

Затем Раскин решил покопаться в гардеробе. Очень хотелось, чтобы Всеобщность предусмотрела для него хотя бы чистое белье. Стирать носки и трусы в раковине умывальника и затем сушить их на холодной батарее (окно не открывалось, и стекла были, кажется, пуленепробиваемыми) не хотелось.

Вышло, как он и предполагал. Все было на месте, и даже размер не сильно отличался от необходимого. А в основном отделе гардероба он с изумлением увидел обтянутый полиэтиленовым чехлом парадный комбинезон штурмового колонизатора. К левой стороне груди был приколот сверкающий орден Героя Федерации, врученный ему господином президентом посмертно.

Раскин открыл еще бутылку пива и присел на край постели. Спать хотелось жутко. С тех пор, как его мысли стали переплетаться с ментальными посланиями Всеобщности, он не смыкал глаз. Да и сейчас он опасался оставлять свои разум и тело без контроля даже на толику времени. Кто знает, быть может, мозгу необходим сон в качестве своеобразной перезагрузки, и утром он, Раскин, проснется на все сто процентов подчиненным Всеобщностью? Раскин снова потянулся к «ГиперМаксам». В номере с Александром Bay он заметил объемную статью об ушельцах, хотелось почитать, «что же на самом деле движет этими на вид абсолютно здоровыми людьми, обменивающими свое законное место в жизненном пространстве Земли в пользу обитателей иных миров». Журнал заявлял себя оппозиционным по отношению к Треугольнику. Ушелец зашуршал страницами.

Через час Раскин начал сдаваться. Он то погружался в дремоту, то подскакивал, садясь на постели, а затем снова пристраивал голову на горячую подушку. Кошмары приходили, стоило только прикрыть глаза. Всеобщность — пульсирующая розовая трясина — затягивает в кисельную пучину… судорожный вдох — проснулся… Всеобщность — миллионы червей-нематод, стачивающих трепетную ткань мозга, заменяя его склизким дерьмом. Проснулся, рывком сел. Пощупал липкий от пота череп. Опять на подушку… Трудно было понять — шутки ли это угнетенного подсознания, или Всеобщность в самом деле пыталась переработать его разум по своему образу и подобию.

В итоге Всеобщности действительно пришлось вмешаться.

«Опасная психоэмоциональная перегрузка. Угроза мозговой активности».

— И что ты предлагаешь? — спросил Раскин, глядя в потолок воспаленными глазами.

«Что предлагаю я? Я должен сам найти необходимое лекарство. Воспользоваться возможностями Всеобщности, выйти за пределы своего тела. Найти то, что поможет нервной системе сбросить излишнее напряжение. Вспомни: для разума не существует границ».

Раскин, барахтаясь на рубеже сна и яви, позволил своей защите дать слабину, раскрыть то, что он до сих пор прятал в глубине себя.

«Вероника. Я хочу только увидеть Веронику».

И в тот же миг он, как наяву, оказался перед дочерью Гордона Элдриджа. Вероника стояла в узком пространстве каюты, которую они делили на «Небиро». Казалось — протяни руку, и сможешь прикоснуться к ее светлой коже, к едва заметным выпуклостям груди, замаскированным сине-черным комбинезоном. И он на самом деле потянулся к ней. Взял в ладонь маленький круглый подбородок. Вероника, вместо того чтобы двинуться ему навстречу, побледнела и почему-то отпрянула.