Была середина июня, погода стояла превосходная. Фрэнк часто бывал в Хайбери, и Джейн лишь с огромным трудом удавалось его убедить, что они не могут — это неправильно, бедственно, пагубно — гулять вдвоем по полям, рощицам и пустошам, так же как и по тропинкам, окруженным густыми зарослями шиповника и жимолости.

— Но почему? Я никогда не остаюсь с вами наедине! — горячился он. — Записки и мелкие знаки внимания — это чудесно, но мне нужны вы, ваше присутствие! Вы даже не представляете, как отчаянно мне вас не хватает. В такую прекрасную погоду, в таком восхитительном месте. Это слишком тяжело! Это несправедливо! Я так старался, чтобы иметь возможность приезжать в Хайбери: убедил тетю и дядю уехать из Йоркшира, потом из Лондона. И теперь я имею возможность лишь мельком взглянуть на вас на какой-нибудь отвратительной карточной игре у Элтонов!

Джейн, отчаянно ревновавшая и обиженная на Эмму, решила, что ноги ее больше не будет в Хартфилде. Она чувствовала, что Эмма, счастливая, богатая, веселая и свободная, намного лучше подходит Фрэнку Черчиллю, чем она сама: им нравились одни и те же шутки, они не обращали внимания на соображения приличий, на добродетель, которая не позволяла Джейн согласиться на короткие тайные встречи со своим обожателем. Короче говоря, она опасалась, что Фрэнк, ближе познакомившись с мисс Вудхаус, пожалеет о своей недозволенной связи и захочет освободиться от нее. И потому, когда ему все же удавалось добиться короткой встречи наедине, он чаще всего сталкивался с холодностью, упреками, почти враждебностью. И это было несправедливо по отношению к ним обоим — Джейн это признавала, потому что в теперешних стесненных обстоятельствах Фрэнк был для нее единственным источником радости и душевного комфорта. Она стала получать меньше писем из Ирландии и с горечью поняла, что расстояние и время сыграли свою роль в охлаждении некогда близких и добрых отношений. Полковник и миссис Кэмпбелл писали о возможном возвращении в Лондон в августе, но их приезд так долго и часто откладывался, что очередная задержка представлялась вполне возможной. А внимание и забота Фрэнка оставались прежними. Между его усердными визитами в Хартфилд, прогулками, разговорами и показным ухаживанием за мисс Вудхаус он все же находил время для бесконечного числа записочек и маленьких, но милых сердцу пустячков, которые оставлял для Джейн в дупле старого дуба. В записках иногда была всего лишь одна строчка или четверостишие:

«Хотел бы я быть этим рыцарем!

Я все время думаю о вас. Ф.Ч.».

Поскольку Джейн, крайне смущенная дорогим подарком — пианино, — умоляла Фрэнка больше не компрометировать ее подобным образом, ведь в крошечных комнатках ее тети и бабушки невозможно было ничего спрятать, он проявлял чудеса изобретательности, находя для нее сувениры таких размеров, что их можно было спрятать в перчатке или в складках носового платка. Он подарил ей крошечную китайскую собачку из слоновой кости — «чтобы она охраняла вас», венецианскую стеклянную бусинку, меняющую цвет, «которая когда-нибудь соединится со своими двадцатью девятью собратьями, а пока примите ее, как залог будущего». Еще он где-то отыскал миниатюрный шелковый кошелек с великопостной милостыней[6], причем самая крупная серебряная монета была размером с ноготь ее мизинца. Джейн не могла не признать, что его подарки были очаровательными и демонстрировали искреннюю привязанность. А ее собственное поведение казалось совершенно неразумным. Но она ничего не могла с собой поделать.

Тем временем она начала считать жизнь в Хайбери невыносимо ограниченной и мелкой. Здесь ей было душно! Интересно, как Эмма ее выносит на протяжении стольких лет? Разговоры здесь были удручающе одинаковы. День ото дня Джейн была обречена выслушивать предположения миссис Коул, миссис Годдард, миссис Кокс, миссис Отуай относительно возможности союза между мистером Черчиллем и мисс Вудхаус. «Такая чудесная пара! Они так подходят друг другу!» В качестве альтернативы рассматривался союз между тем же мистером Черчиллем и мисс Смит. «Очень романтично, но только его высокопоставленная семья никогда этого не допустит, ведь эта девица никто». Другой темой для размышлений и догадок была дружба между мистером Найтли и мисс Смит. «Он в последнее время уделяет ей явное внимание, а ведь раньше ничего подобного за ним не замечалось». Это предположение, обрушившееся на Джейн как гром среди ясного неба, застало ее врасплох и вызвало душевные муки. Нет, думала Джейн, это немыслимо, он никогда бы не стал тратить свое время на эту ничтожную дурочку. Судя по всему, она еще не избавилась от детских грез о мистере Найтли.

Для Джейн единственной альтернативой таким разговорам была нескрываемая злость Элтонов по отношению к Эмме, и навязчивые, и крайне раздражающие попытки миссис Элтон пристроить ее на какую-нибудь нежеланную учительскую должность. А поскольку совесть неустанно твердила ей, что она не должна больше быть обузой для семьи Кэмпбеллов, эти непрошеные услуги казались вообще невыносимыми.

Если же она затрагивала этот вопрос в разговоре с Фрэнком, он просто отметал эту тему, и его отношение являлось для Джейн дополнительным источником досады.

— Учить? Вы? Что за чепуха! Об этом и говорить не стоит!

— Но об этом нельзя не говорить! — упорно и сердито повторяла Джейн. — Именно для этого я получила образование. Об этом думали, когда я была еще маленькой. Надо думать и сейчас.

— Во всяком случае, я об этом думать отказываюсь, — решительно заявил Фрэнк и вручил Джейн маленький букетик лютиков. Они гуляли по полю вместе с мисс Бейтс, Уэстонами и Элтонами.

— Мистер Черчилль! — окликнула его миссис Элтон, шедшая впереди. — Вы будете в Хайбери в следующую пятницу? Я планирую пикник на Бокс-Хилл и рассчитываю, что вы примете в нем участие. Мы возьмем с собой пастушьи посохи, будем играть на дудочках, а леди наденут венки из диких роз. Мы хотели устроить его на этой неделе, но одна из наших упряжных лошадей захромала — такая досада!

Фрэнк обещал принять участие в пикнике, но сознался, что не умеет играть на дудке. Оказалось, что остальные гости тоже не обладают соответствующими навыками, так что от этой части программы пришлось с сожалением отказаться.

Джейн, узнав, что Эмма тоже будет присутствовать, не ждала от мероприятия ничего хорошего. На публике Фрэнк теперь открыто ухаживал за Эммой, а она принимала и поощряла его ухаживания, что для Джейн было не более приятно, чем соль, высыпанная на рану.

Но до пикника на Бокс-Хилл предстояло еще одно мероприятие, участия в котором Джейн очень хотела бы избежать, но не видела способа это сделать. Мистер Найтли пригласил всех своих друзей в деревне провести несколько часов в Донуэлл-Эбби, перекусить и собрать столько клубники, сколько они смогут и захотят унести.