ужас. Гуапо подбросил побольше дров в костер, который был разведен, чтобы сварить ужин, потом зажег еще целый ряд огней, расположив их полукругом, так, чтобы краями своими эта дуга упиралась в реку, в середине огненного полукруга путешественники развесили свои гамаки. Но даже огромные костры иногда не могут отогнать ягуара; поэтому дон Пабло решил, что мужчинам придется поочередно бодрствовать возле спящей семьи. Первым доверили дежурить Леону, который не один раз доказал уже, что был храбр. Через два часа его должен был сменить Гуапо, после которого наступала очередь дона Пабло — ему предстояло бодрствовать до рассвета. При малейшей опасности дежурные должны были сразу же разбудить всех.

Леон уселся возле гамака, в котором спала сестра; слабая девочка нуждалась, как ему казалось, в особом покровительстве. Возле мальчика лежали два заряженных пистолета, чтобы в случае нападения зверя он мог бы пустить их в дело. Все были уверены, что Леон сможет это сделать вполне хладнокровно и вместе с тем умело.

Прошло около получаса, как мальчик заступил на свой пост. Он посматривал то на реку, то на темный лес, который время от времени словно оживлялся, и тогда с новой силой продолжался адский концерт. Потом вдруг все это сменилось глубоким молчанием. В такие мгновения и раздавался жалобный крик хищной птицы, которая именно поэтому и получила поэтическое название anima perdida (погибшая душа).

Несмотря на шум леса и реки, Леон чувствовал, что дрема понемногу одолевает его. Он с наслаждением лег бы на землю и уснул, забыв обо всех опасностях, нисколько не заботясь ни о змеях, ни о пауках, ни о скорпионах. Трудно выразить словами, до какой степени сильно могущество этой настоятельной потребности в сне; под ее влиянием человек становится безразличным к опасностям, даже если и сознает их. Леон ничего не боялся сам, но он помнил, что оберегает других, и старался не обмануть их доверия. Мальчик быстро встал, протер глаза, пошел к реке, освежился водой и снова сел возле сестры. Но вот он опять начал дремать, голова его уже склонилась на грудь, как вдруг Леона вскрикнула. Крик этот сразу разогнал сонливость мальчика. Он поднял глаза, ему показалось, будто гамак слегка покачивается; но Леона лежала совершенно неподвижно и спала.

— Бедная сестра, — вполголоса проговорил мальчик, — вероятно, ей снятся змеи или ягуары! Уж не разбудить ли ее? Нет, она так глубоко спит.

И он продолжал смотреть на гамак, внутри которого ему не все было видно с того места, где он сидел. Но вот маленькая ножка девочки высунулась из гамака; она была обнажена, и Леон с удивлением заметил, что какая-то красная нить тянулась от большого пальца и по всей стопе. Мальчик присмотрелся и в ужасе вскочил; эта красная нить могла быть только сочившейся кровью. Первой мыслью Леона было позвать на помощь, но благоразумие остановило его. Кто знает, быть может, шум разъярит то неизвестное существо, которое залезло в гамак, и оно, пожалуй, нанесет своей жертве еще более опасную рану. Лучше, сохраняя тишину, подстеречь врага и при удобном случае убить.

Леон осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, склонился над гамаком.

34. ВАМПИР

Голова Леона коснулась головы девочки, он слышал ее ровное дыхание. С беспокойством осматривал он гамак, складки одеяла; но нигде не замечал ничего такого, что могло бы объяснить появление кровавой полоски на ноге сестры.

«Быть может, змея, — подумал он. — О Боже мой, что, если это была коралловая змея или маленькая ехидна?»

Встревоженный этими мыслями, он вдруг услышал едва уловимое хлопанье крыльев и слабое колебание воздуха.

Мальчик скорее чувствовал, чем слышал, что над самой его головой, порой даже слегка касаясь волос, что-то то появляется, то исчезает во мраке. Неужели птица?

И вдруг он весь задрожал: отвратительное создание, мелькнувшее у него перед глазами, распростерло крылья над ногой Леоны и с жадностью стало сосать кровь; белые зубы хищника блестели, а злые маленькие глазки, отражавшие пламя костров, словно искрились в темноте. При свете костров можно было даже различить рыжие волосы, покрывавшие его тело, и большие перепончатые крылья. Это был вампир-кровосос. Но как ни отвратительно это создание, Леон почувствовал облегчение, узнав его. Вампир не ядовит, и раны, нанесенные им, могут быть опасны только вследствие потери крови. Леон, однако, схватил пистолет и выстрелил, прицелившись в голову животного. Оно упало с резким криком. Выстрел и крик разбудили семью. Увидя кровь на ноге Леоны, все очень испугались, но, поняв, в чем дело, успокоились; ранку сразу перевязали: дня два или три девочка еще чувствовала небольшую боль, но этим и ограничились неприятные последствия.

Известно, что вампир не причиняет смерти непосредственно и сразу; жертвы его погибают только при повторяющихся нападениях из-за потери крови. Небольшое количество крови, которое высасывает вампир в один прием, чуть заметно ослабляет животное. Но ранка остается открытой, и так как кровососание повторяется несколько ночей подряд, то оно и становится в конце концов смертельным для жертвы вампира. Тысячи быков и лошадей ежедневно умирают таким образом на обширных пастбищах Южной Америки. Они угасают, так и не узнав, кто же тот враг, который умерщвляет их, потому что ранка, нанесенная им, не причиняет жертве ни малейшей боли. Очень редко случается, чтобы вампир разбудил животное, из которого пьет кровь.

Чтобы понять, как же вампир высасывает кровь из своих жертв, стоит взглянуть на его морду, хорошо приспособленную для этой цели, на тот особый придаток в форме листа, который окружает его рот. Но каким образом он наносит рану, все-таки непонятно; и простые люди, кровью которых он живет, знают об этом так же мало, как и натуралисты. Гуапо тоже не мог, конечно, объяснить этого; зубы у вампира достаточно широки, но, по-видимому, они не имеют никакого отношения к ранке, которую он наносит; по крайней мере, насколько можно судить по их виду, они ни в малейшей степени не приспособлены для этого. Притом укус непременно разбудил бы жертву, как бы глубок ни был ее сон. Вампир