…Он лихо провел по усам рукой и, явно войдя во вкус, собирался продолжить, но тут корреспондента невежливо оттерли в сторону. В круг света софитов вступил трясущийся от злости татарский воин – в халате, расшитом золотом, красных сафьяновых сапогах, облик осовременивался кое-как нахлобученной бейсболкой (очевидно, тоже снятой с кого-то в качестве трофея) с логотипом Manowar. Шмыгнув красным носом, татарин полез за пазуху халата (витязи схватились за мечи) и достал калькулятор.

– Уй-бай… – хищно улыбнулся темник Мамай. – Рахмат[80]тебе, князь, за чистую правду. Тысячу тысяч, говоришь? А давай мал-мала посчитаем.

Заскорузлый палец ткнул кнопку – на табло выскочили цифры.

– Храни тебя Аллах, князинька, – скалил желтые зубы темник. – Одна тьма[81]– это десять тысяч. А вот тысяча тысяч, как показывает шайтан-машинка, это мильен. В своем ли ты уме, урус? Столько татар тогда во всей Орде не было! Эх, жаль Ягайло, пес, так и не подошел… я бы тебя до Тулы в блин раскатал[82]. Москву сжег, а летописцев – в железа посадил: чтоб не расписывали сказки про мильен моих нукеров, витязями в чернозем зарытых.

Калькулятор полетел Донскому в лицо, тот резко увернулся, и «шайтан-машинка» врезалась в кокошник на голове царевны Натальи[83], изучающей чей-то потерянный iPhone. Тонкий девичий визг выполнил функцию стартового пистолета: богатыри Донского и нукеры Мамая слепились в кучу с фантастической быстротой, словно их перемешали миксером. Покрытый ссадинами корреспондент, работая локтями, вырвался из эпицентра сражения и упал на живот, не забыв вымученно улыбнуться в камеру оператора.

– Это был канал НТВ с прямым включением из Кремля! – заверещал он в микрофон. – Спонсор нашего репортажа – Дьявол, друг рода человеческого. – Дьявол – это все самое лучшее. Откажись от девственности – не будь лохом!

Новая Куликовская битва разрослась, как снежный ком: в сражение затянуло и царевен, и удельных князей из усыпальницы, и не успевшего отбежать телеоператора, а также всех ближайших неандертальцев. На камни сыпался щедрый урожай из зубов, вырванных с «мясом» лоскутов кафтанов и обломков татарских копий. Отдельно валялась злобно изжеванная кем-то из витязей мятая бейсболка Manowar.

Со стороны потасовка напоминает борьбу скоморохов, но веселиться мне почему-то не хочется. Всю неделю в городе сплошные потасовки. Ополченцы дерутся с вермахтом. Половцы бьют морду дружине князя Игоря. Американцев лупят русские, арабы, афганцы и вообще почти все, кому не лень. Неандертальцы охотятся на тех, кто не в шкурах. «Офисный планктон» без разбора мочит начальников. «Спартак» дерется с «Зенитом». Провинциалы – с москвичами. Москвичи – с питерцами. Дорвались, называется. Смотрю на Агареса. Он по-прежнему топчется на месте и занят тем, что ощупывает ноздрями воздух. Вот ненормальный.

– Агарес, – дергаю я его за рукав плаща. – В чем дело? Кого мы ждем?

Он глядит сквозь меня.

– Страааанно, – произносит демон, растягивая буквы, как Рената Литвинова. – Я не чувствую его. Понимаешь? Не чувствую. «Смертьфона» нет в Боровицкой башне, оттуда не идет импульс энергии. Но клянусь клювом папы – он должен быть в Кремле. Верчусь, как юла, пробую понять – без толку. Надолго ли Аваддон задержал команду вертолета? Хрен его знает. А вот Мидас может обнаружить нас в любой точке Кремля – он под кайфом от священного лавра, и этот дар продлится с полчаса. Наверное, надо все равно идти к башне – заберемся наверх, там забаррикадируемся. За это время я попробую прикинуть возможные способы борьбы. Ну, или Аваддон поможет.

Демон криво усмехается, оглядываясь назад.

– Если, конечно, брателло сейчас цел и невредим. А не стоит, гордо застыв в блестящем желтом металле, на фоне памятника Минину и Пожарскому…

Меня передергивает. Почему страх всегда приносит чувство холода?

– Бежим, – одними губами произношу я, протягивая Агаресу руку.

…Мы несемся к Боровицкой башне. Уже почти у цели – я вижу красные зубчатые ворота… от одной из громадных елей отделяется тень: мне показалось, темное существо вышло прямо из ствола, преградив нам дорогу.

– Заждался я тебя, Агарес, – дружелюбно говорит тень, чье лицо остается неразличимо во мраке. – Задержался в дороге? Я уже десять минут стою, нервничаю – а куда еще старый друг пойдет, как не к «башне со звездой на севере»? Мидас под дымом лавра увидел: ты там должен что-то искать…

Демон за секунду успел совершить два движения – отпихнул меня за спину и, расставив ноги, щелкнул затвором «калашникова», словно заправский герой кинобоевика. Очередь взбила у ног тени всплески каменной пыли.

– Выйди на свет… – жестким голосом приказал демон. – А то…

– А то – что? – усмехнулась тень. – Нехорошо обижать старых друзей, Агарес. Забыл меня? А я помню тот день, когда ты объявил мне наказание.

Он отслаивается от темноты, перестав быть с ней единым целым. На его лицо падает свет фонаря. Я непроизвольно вскрикиваю и запускаю ногти в локоть демона: так, что они протыкают ткань плаща. Бритый череп, лицо в шрамах, перемазанное свежей кровью, в одной из глазниц – белая масса без единого признака зрачка. Но больше всего меня пугает не вид этого человека – а реакция демона на его внезапное появление. Агарес бледнеет, как смерть, даже нос заострился. Рот приоткрывается, он явно хочет что-то сказать.

– Картафил… – мертвым шепотом произносит демон.

– Именно, – кивает человек. – Ферри поведал мне о твоем приезде в Москву, не будучи в курсе, что ты значишь для меня. И я пришел в восторг. Трудно представить, сколько раз я мечтал о нашей встрече – после того сна. Надеюсь, ты понимаешь, почему я здесь. Никаких секретов больше нет.

– Да, – не повышая тона, отвечает Агарес. – Теперь я ВСЕ понимаю.

…Обхватив спину демона руками, я чувствую нервную дрожь…

Туша дракона выражала подавленность всей своей огромной массой. Головы в золотых венцах с пентаграммой давно прекратили изрыгать мощные языки огня, отделываясь жидкими струйками пламени, незаметными в вонючих клубах чадящего дыма. Малиново-красный цвет животного вследствие сильной хандры поменялся на бурый. На соляных пластах высились кучи мусора: в основном пустые бутылки с разорванными упаковками персена. Мучаясь с тяжелого похмелья, головы лизали соль.