– Ах, ты так? – произношу я. – Тогда получай!

И я наношу удар по боковому зеркалу.

Неожиданно появляется один из двоих героев «Алисы», не то Траляля, не то Труляля.

– Эй! – кричит он. – Вам нужно искать воду.

– Мы не могли попасть внутрь, – объясняю я. – Пришлось разбить окно.

Труляля смотрит на болтающееся зеркало.

– Это не окно, – говорит он.

– Я промазал.

Гарретт прыскает, а Труляля сердито смотрит на меня.

– Выполняйте задание! – говорит он и отправляется на помощь своему брату, который вот уже пять минут робко пытается проникнуть в «Бьюик».

Я поворачиваюсь и вижу Гарретта, который мне улыбается – так, как он никогда не улыбается своей сестре. Да, ему в жизни явно не хватало старшего брата. И это ставит меня в совершенно уникальное положение.

Я прислоняюсь к капоту машины и говорю, как ни в чем не бывало:

– Твоя сестрица убила бы меня за то, что мы сейчас тут с тобой творим.

– Да плевать на эти машины! – отвечает Гарретт и тянется к ломику, но я, как заместитель его старшего брата, отвожу ломик за спину, показывая этим – достаточно!

По крайней мере, пока.

– Забавно, что она относится к тебе, как к ребенку, – говорю я, – несмотря на то, что именно у тебя появляются самые здравые мысли.

Гарретт смотрит на меня слегка расширившимися глазами.

– Ты действительно так думаешь? – спрашивает он.

– А что, нет? Разве не ты нашел акведук? А кто отыскал этих людей? И теперь у нас есть ночлег в безопасном месте.

– Да, это так, – соглашается Гарретт.

– У каждого из нас есть определенные навыки и умения, – продолжаю я. – Твои состоят в том, что ты видишь вещи, невидимые для нас.

Это правда, и Гарретт по достоинству оценивает мои слова. Я – единственный из всей нашей компании, кто заметил в Гарретте эти качества – так же, как он замечает то, что скрыто от других. Исключительный момент, когда мы оба чувствуем, как между нами устанавливается некая неявная, но прочная связь.

И я знаю, как ею воспользоваться…

– Тогда скажи мне, – говорю я, – что еще ты видишь из того, что не видим мы все?

Гарретт задумывается, после чего говорит:

– Я не думаю, что Жаки в действительности так ужасна, как считает Алисса.

– Вот как? А почему ты так думаешь?

– Это у нее как с девчонками, с которыми она играет в футбол. Она всегда говорит гадости о тех, кого считает угрозой для себя. Зуб даю, что Алисса и Жаки стали бы подружками, если бы с самого начала не принялись друг друга ненавидеть.

Интересное наблюдение. И весьма полезное. Если я буду поддерживать их конфронтацию, они не поднимутся против меня. По крайней мере, Алисса. После того, как Жаки из-за меня чуть не осталась в эвакуационном центре, я не могу рассчитывать на ее расположение.

– А как насчет Келтона? – спрашиваю я.

Он смеется.

– Келтон счастлив уже оттого, что сидит с моей сестрой в одной машине. Он – без дураков – серьезно втрескался в нее. Прямо с детства.

Я притворяюсь удивленным:

– Да иди ты!

– Нет, серьезно. Когда они еще учились в начальной школе, он нарочно закидывал в наш двор свои мячи, а в восьмом классе шпионил за ней с помощью камеры на своем дроне. И дал мне десять долларов, чтобы я его не выдал.

Немного не та информация, на которую я рассчитывал, но когда вытягиваешь сеть, там может оказаться не только та рыба, которую собирался поймать.

– А сейчас шпионит?

И Гарретт усаживается на пачку памперсов, чтобы рассказать мне небольшую историю.

Примерно через час мы возвращаемся в лагерь. Мы с Гарреттом не нашли воды, зато другие явились с бачками для ополаскивания стекол, где булькала живительная жидкость. Но мы тоже пришли не с пустыми руками. Среди нашей добычи оказались обезболивающие таблетки, полностью заряженная портативная акустическая система, бинокль и, конечно же, памперсы.

Агата ходит по лагерю, выбирая тех, кто больше других нуждается в воде. Нас же отводят к самому периметру лагеря, где стоят пять машин, чьи сиденья устланы постельным бельем, и где кто-то на каждой подушке оставил нам по пирожному. Пять звезд, да и только!

– Вот твоя мечта и сбылась, Гарретт, – говорит Алисса. – Ты ведь всегда хотел иметь кровать в форме машины, помнишь?

Но Гарретт совсем не рад.

Жаки смотрит на свое пирожное. Пирожное – с ароматом банана.

– Как мы все это переварим без воды? – спрашивает она. – А вдруг я во сне умру от жажды?

– Не умрешь, – успокаивает ее Келтон. – Для этого нужно пребывать совсем в другом состоянии. С каждым часом будет нарастать усталость, после чего ты почувствуешь внезапный прилив энергии. Это – последний всплеск жизненной активности. А после него – уже конец.

– Слишком много информации, – говорит Жаки, которая не хочет об этом думать.

– Уж какая есть! – отзывается Келтон.

Нам бы поспать, но мы слишком измождены, чтобы заснуть, и никому не хочется ложиться – сейчас всего на несколько градусов прохладнее, чем днем. Я снимаю куртку и кладу на колени. Производитель мог бы, конечно, позаботиться о том, чтобы материал дышал.

Мы сидим между машинами, чтобы хоть немного отойти от забот дня. Костры погашены, и луна окрашивает все голубыми тенями.

– Я, признаться, ничего не понимаю, – говорит Жаки. – Почему эти люди не рвут друг друга на куски, как это происходит везде, где мы были?

– Они создали систему, – отзывается Алисса. – Не всем это удается.

Я чувствую, что просто обязан просветить их.

– Коммунизм хорош лишь в теории, – говорю я. – На практике же он противоречит человеческой природе. Они так долго не протянут.

– А им долго и не нужно, – качает головой Алисса. – Пока кризис не кончится.

– В конце концов, они передерутся, – заключает Жаки. – Обычно все этим и кончается.

Алисса бросает на нее сердитый взгляд.

– У таких, как ты, – говорит она.

– Ты хочешь сказать, твои соседи совсем другие? Может быть. Только когда дело доходит до крайности, эти приличные граждане тоже начинают пожирать друг друга, да еще и детей своих в придачу.

Я смотрю на Гарретта, который понимающе кивает мне. Да, Алисса и Жаки никогда не найдут общего языка.

– Люди – гнусная порода, – вставляет свои две копейки Келтон.

– Так было, так всегда и будет.

– Ну уж нет, – возражает Алисса. – Люди, чтобы выжить, могут пойти на все. Но когда им не нужно об этом заботиться, они совсем другие.