– Встань на колени и локти, – мягко приказал Джонатан.

Она сделала, как было сказано. Джонатан лег на спину, просунул голову между ее ног и, взяв ее за ягодицы, притянул к своему рту. А затем проник языком в ее лоно.

Томми испытала потрясение. Восхитительное потрясение! Она со свистом втянула в себя воздух, когда язык Джонатана стал ласкать ее чувствительный узелок. Не в силах сдержаться, она застонала.

– О боже! О, пожалуйста… Джонатан!

– Еще? – спросил он.

Томми была готова разрыдаться.

Джонатан повторил. На этот раз он описывал языком круги вокруг узелка, потом втянул его в себя и легонько пососал. Страсть, словно вино, ударила ей в голову. Томми зашатало, и Джонатан быстро подхватил ее.

Он был рад доставить ей удовольствие. Его язык, шелковый, ловкий и настойчивый, довел ее до безумия от наслаждения, о котором она не могла и мечтать. В ушах у Томми, как шум океана, отдавалось ее прерывистое дыхание, раздавались какие-то животные звуки, полные удовольствия, которыми она подбадривала Джонатана. Ей и в голову не могло прийти, что она способна ощущать подобное. А он продолжал ласкать ее все более и более настойчиво, и вот оно! Словно стена пламени упала на нее!

Пока Томми, пронзительно вскрикивая, приходила в себя, Джонатан выскользнул из-под нее и, схватив ее за бедра, направил в нее свое естество. Вышел из нее и снова резко вошел. Потом, притянув бедрами к себе, продолжал брать ее, проникая в нее все глубже и глубже. Их тела жестко бились друг о друга. Томми вцепилась в стеганое одеяло и снова с изумлением ощутила, как ее разрывает на части от наслаждения. Она слышала хриплое дыхание Джонатана и его стон, когда он, еще отчаяннее заработав бедрами, вдруг резко остановился. Раздался крик упоения. А после и для Томми наступил момент немыслимого, почти непереносимого наслаждения.

О! Бесконечного, бесконечного наслаждения! Ей всегда, всегда будет мало Джонатана.

Он рухнул рядом, схватив в охапку Томми, пресыщенную, податливую и безвольную. Их тела блестели от пота. Двигаться не хотелось.

– Надо быть осторожнее со всеми этими переворотами вверх тормашками, – пробормотал он. – Это только ради тебя.

Томми не терпелось узнать, что он имел в виду.

На седьмой час оба заснули. Томми почти целиком навалилась на Джонатана, а он обнимал ее.

Джонатан похрапывал во сне.

Она проснулась первой, положила голову ему на грудь и вслушалась. В тихий храп. В бурчание в его животе. В ровные удары его сердца.

Это благословение свыше. «Я такая счастливая!»

Любить его – это привилегия. Томми действительно любит его.

А он – ее. Томми в этом не сомневалась.

У нее еще будет время подумать, чем это может обернуться. А сейчас рядом с ней лежит единственный мужчина, у которого ровно стучит сердце, равномерно вздымается и опадает грудь во сне.

Две недели Джонатан не появлялся в доме своих родителей на Сент-Джеймс-сквер. Он не ходил в клуб «Уайтс». Не посещал оперу. Его не видели ни на балах, ни в театрах. Он пропустил несколько ужинов, на которые был приглашен.

И, уж конечно, не наведывался в салон.

Джонатан никому не сказал, где ночует. Совсем не от большого желания все сохранить в тайне. Он настолько был увлечен Томми и ощущением собственного счастья, что просто забыл о том, что кому-нибудь есть до него дело.

Он выходил на улицу, только чтобы купить еды. А потом возвращался в гнездышко в шатком доме на Ковент-Гардене, где они с Томми рассказывали разные истории о себе, занимались любовью, отсыпались, потом снова занимались любовью.

Джонатан думал о том, что когда-то считал себя счастливым. Сейчас все было по-другому: его жизнь превратилась в хаос, который не поддавался никакому контролю. Сплошное безрассудство и полная несостоятельность. Мечта, для которой он не видел способа воплотиться в жизнь. Но Джонатану хотелось отдаться чувству, не думать ни о чем, и он желал, чтобы такое состояние длилось как можно дольше.

В конце второй недели Джонатан появился в мастерской Клауса Либмана на Бонд-стрит.

Клаус и Аргоси склонились над конторкой, разглядывая сделанный Виндхэмом набросок портрета известной красавицы мисс Элизабет Фрэнсис. Как-то раз на балу Джонатан танцевал с ней. На стук двери Клаус и Аргоси обернулись и уставились на Редмонда, раскрыв рты.

– Кто поставил на то, что Джонатан Редмонд жив, в книге пари «Уайтса»? – сухо поинтересовался Аргоси.

– На меня заключают пари? – Ощущение счастья все еще защищало Джонатана от забот реальной жизни.

– За последнюю неделю твое имя встречалось в книге пари чаще, чем чье-либо другое. Кто-то заключил пари, что ты исчез вместе со своим братом Лайоном Редмондом. Очень долго спорили насчет того, виноваты ли в этом Эверси.

О господи! Джонатан представил, о чем подумает отец, узнав об этом. Мало того, что совершенно напрасно приплели сюда Лайона, так еще потребовалось и вспомнить про старинную вражду с Эверси!

Джонатан знал, что ему не следует выходить в свет из дома сомнительных жильцов.

– Есть еще одно пари, Джонатан, – осторожно сказал Аргоси. Это была его обычная манера. – Отойдем в сторону на минутку.

Аргоси завел друга в заднюю комнату. Выражение лица у него было зловещим.

– Что такое? – забеспокоился Джонатан.

– Я все знаю, Редмонд.

– Что ты знаешь? Помимо результатов скачек и того, где купить перчатки за сто фунтов.

– Я знаю, что все это время ты провел с Томми де Баллестерос.

Джонатан почувствовал, как у него кровь отхлынула от лица.

– Почему ты так решил?

Аргоси удивился.

– Посмотрел бы ты на себя со стороны, Редмонд. Не беспокойся, мне не нужно никаких признаний. Я читаю письмена на стене. В тебе нет ничего скрытого, по крайней мере для меня. И никакая другая женщина не заинтересована настолько во вложении денег.

– Ты удивишься, узнав, сколько из них заинтересовано в этом. – Джонатан осторожно, украдкой оценивал друга, пытаясь найти свидетельства того, что тот почувствовал себя преданным. Однако Аргоси держался вполне дружелюбно для человека, у которого разбито сердце, тем более что совсем недавно он пережил разрыв с Цинтией Брайтли.

– Кто еще знает?

– Не думаю, что кто-то еще знает. За исключением меня, конечно, теперь, когда ты фактически признался в этом. Но… вот, что я хотел тебе сказать. В книге зарегистрированы пари на вас обоих. На тебя и Томми.

– Господи! Какие пари? И кто их заключал?

– Проблема в том, что вы вдвоем довольно неожиданно исчезли с лондонской сцены в один и тот же момент. Это обстоятельство отметили в «Уайтс», и Гарри Линли… Он, конечно, перебрал ровно на пинту больше. Ну так вот, он решил, что это и есть ответ на вопрос, куда вы оба запропастились, и заключил пари с Эдмундом Рокборном. Как Линли собирается выиграть спор – вне моего понимания.