Прикоснувшись к стене, я почувствовал вибрацию. Либо у меня воображение разыгралось, либо здесь и правда что-то началось.

– Вот черт! – выругался Пьер. – Ты же говорил, что это правильный туннель.

– Я ошибся. Со мной такое случается.

Мы поспешили назад. А когда выбежали из туннеля, снова раздался гулкий звук, на этот раз более мощный, как будто упало что-то невероятно тяжелое.

– Нужно выбираться отсюда, – сказал Пьер. – Эта штука наплодит сотни или даже тысячи тварей, и тогда…

– Вот увидишь, мы спасемся, – прервала его Молли. Судя по ее голосу, сама она в это не верила. – И вообще, Пьер, не так уж все и плохо…

– Ты серьезно, Молл? Назови хоть один плюс нашего положения!

– Мы до сих пор живы, – ответил я вместо Молли и, положив ладони на спину ей и Пьеру, легонько подтолкнул обоих в направлении второго туннеля.

Сначала мы шли все время прямо, а потом туннель резко повернул вправо и начал постепенно расширяться, и вскоре места уже было достаточно, чтобы двигаться всем вместе рядом.

– Стоп, – внезапно сказала Молли.

– Что такое?

– Там свет.

Я выключил телефон, чье мерцание, пусть и весьма тусклое, не давало мне рассмотреть, что находится впереди, и действительно заметил мягкое свечение.

Мы замерли на месте, прислушиваясь. Тишина.

– А вдруг это она? – прошептал Пьер. – Фезер? Идет назад к галерее?

– Что будем делать?

– Нас трое против одного, – произнесла Молли жестко. – И у меня к ней пара вопросов.

Я кивнул:

– Только очень, очень тихо.

Они посторонились, пропуская меня вперед. Если раньше я был сосредоточен на том, чтобы двигаться как можно быстрее и глядеть по сторонам, то теперь, когда значительно сбавил шаг, снова почувствовал, как желудок скручивает чудовищной судорогой. Это мог быть обычный спазм, – в конце концов, за последние двое суток я почти ничего не ел. Хорошо, если так и дело вовсе не в том, что зверюга, полоснувшая когтями по груди, чем-то меня заразила или через раны внутрь попала какая-то дрянь, пока я барахтался в вонючей жиже.

Мы двигались почти бесшумно, и тем не менее через каждые несколько ярдов я поднимал руку: стоп. Мы останавливались и прислушивались, но ничего не слышали. Я лишь постоянно ощущал вибрацию, однако до сих пор не был уверен, что это не плод моей фантазии.

Еще несколько шагов – и снова ничего.

Но наконец впереди начал вырисовываться дверной проем прямоугольной формы. И свечение шло именно оттуда.

Мы подкрались к самому проему. Теперь прятаться было негде, да это и не имело смысла. Мы ступили внутрь, спустились по трем ступенькам – то были первые настоящие ступени, что встретились нам в этом месте, – и оказались в просторном помещении.

Сразу стало ясно, что людей здесь нет, зато есть кое-что поинтереснее.

Я услышал за спиной шепот Молли:

– Это еще, черт возьми, что такое?

Помещение было идеально квадратной формы, с низким потолком. Дорожка разделяла открытое, ровное пространство на две равные части. В каждом углу стояло по гладкой пирамиде, каждая из которых составляла около четырех футов в высоту. Такие огромные нам здесь еще не попадались.

Думаете, почему мы смогли всё это увидеть?

Да потому, что комната светилась.

Не знаю, как еще это описать. Здесь не было источников света как таковых: никаких приспособлений на стенах, потолке или на полу, никаких факелов и ламп. Свет просто висел в воздухе, словно мерцающее облако.

– Как это вообще возможно? – поразился Пьер.

– Понятия не имею. Нам такое не под силу.

– Современным технологиям, ты имеешь в виду?

– Ни современным, ни будущим.

Мы прошли в центр комнаты. На полу было что-то вроде низкого широкого бордюра с дорожкой посредине. Каждая часть возвышалась над уровнем пола примерно на дюйм. Края этих невысоких платформ выглядели идеальными, словно их обрабатывали лазером. На каждой были вырезаны геометрические фигуры: одни огромные, другие намного меньше. И в некоторых из них светились огоньки. Опять же, эти огоньки не были вмонтированы в поверхность, а висели приблизительно в дюйме над ней. На левой платформе я насчитал шесть разбросанных то тут, то там огоньков, а на правой – семь, итого – тринадцать. Большинство из них светились тусклым янтарно-желтым цветом. Я повернулся к левой части бордюра.

Огонек, висевший над фигурой в левом верхнем углу, был ярко-красным. Глядя на него, я и понял, что перед нами.

– Да это же карта!

Молли сосредоточенно нахмурилась:

– Карта чего?

– Земли. Здесь указаны только самые крупные массивы суши.

Стоило лишь сообразить, что перед нами карта, как все фигуры сразу приобрели смысл. Изображения материков и крупных островов были упрощены до геометрических фигур. Может, по прихоти древнего картографа, а может, на карте были запечатлены глыбы раздробленного в процессе континентального дрейфа праматерика, которым еще только предстояло принять привычные нам очертания.

Молли показала на красное пятнышко:

– Значит, это мы?

Огонек висел над нижней четвертью своего сектора. Если допустить, что сам сектор представлял собой Северную Америку, то положение огонька вполне соответствовало координатам Гранд-Каньона.

– Думаю, да.

– А остальные точки – места, подобные этому?

– Скорее всего.

Я сфотографировал обе половины. Где там у нас еще огоньки? Ага, в районе Египта, потом еще в прямоугольнике, который, судя по его расположению, обозначал Австралию. А также в России, во Франции и, кажется, в Израиле.

Еще один я заметил на самом верху, в секторе, который, скорее всего, соответствовал Аляске.

– Черт, да, так оно и есть!

Огонек над Аляской светился тускло, как и прочие, вот только надолго ли это? Или теперь и остальные точки тоже, одна за другой, вспыхнут красным, и волна разрушения, поднятая нами здесь, прокатится по всему миру?

– Нолан, посмотри-ка сюда.

Я повернулся к другой половине карты и увидел, что красная точка пульсирует.

– Что… происходит? – спросила Молли.

Огонек мигал с частотой примерно раз в две секунды: плавно разгорался, затем плавно потухал и разгорался снова.

– Понятия не имею.

Пьер явно нервничал.

– Пошли отсюда.

– Но вдруг это панель управления? Тогда мы можем сделать так, что все закончится.