своих поместьях и наезжают в город по делам или в случае угрозы. Но во дворах живут дворники, и военные запасы на случай брани там имеются. Засечная черта в целости. Блюдём за границей. С Касимовским князем не ссоримся. Ежели ты нам земли опальных князей отдашь легче будет. За Рязань не тревожься, государь.

После слов Опраксина Санька заволновался ещё больше.

Опраксины вышли из рода Анастасии, родной сестры Рязанского князя Олега Ивановича, и в рязанской земле, после бегства, а потом смерти последнего Рязанского князя Ивана Ивановича, не оставившего детей, играли главенствующую роль. Причём Опраксины были не единственной ветвью Анастасии Ивановны и Солахмира. Пара была плодовита. От неё пошли: Вердеревские, Базаровы, Шишкины, Ханыковы, Крюковы, Дувановы, Ратаевы, Кончеевы и Пороватые.

Земли Вердеревских простирались по границе засечной черты от Молвина до Вердерева. Только Рюриковичи Пронские могли противостоять им по силе и по статусу.

Санька, хоть и не был в своей прошлой жизни политиком, но понимал, что отдавая всю власть над большой территорией в одни руки при ослаблении управления из центра, можно запросто получить сначала автономную область, а потом независимую республику. События СССР и России девяностых годов даже из обычных граждан сделали политологов.

А Пронские, по дури своей, попали в опалу. Отдать их земли Опраксиным-Вердеревским? При этой мысли по телу Александра пробежали «мурашки». Уплывёт Рязань! Точно уплывёт! Может и под крымского хана лечь. Давние «тёрки» между Рязанскими Ольговичами и Московскими Юрьевичами. Рязань всегда была ближе к татарам. Даже по духу…

— Спасибо, Андрей Андреевич. Надеюсь на твоих родичей. Отберите человек пять хороших воевод. Поставлю в Тулу да Лихвин. Епифань и Дедилов сдержат татар? Без засек?

— Сдержат, государь. Там наши браты сидят. Только без людишек тяжело воеводам в Туле им будет.

— Людей в Тулу мы отправили. Много отправили. Там мой человек… Пётр Алтуфёев литьём железа занят. На реку Воронеж пойдёт. Там корабли строить будет, руду рыть и железо лить. Помочь ему надобно. Туда трёх воевод отправим. По Дону крымский хан ходит… Да, то вы и сами знаете. Из людишек тех пешее войско собрать надо. Пушки в Туле льют. Оружием там же снарядим.

— Это ты, государь, про тот народ говоришь, что в Эстляндии взяли? — спросил Алтуфьев.

— Про него. Про эстов. Везёте народ?

— Как ты и приказал, пешком никто не идёт. В санях едут, как мои крестьяне никогда не ездили. Да в тепло все одетые…

— Ибо помереть от холода и голода в пути никто не должен, — перебил Санька. — Каждый мой человек на вес золота. Своих крестьян хоть об угол терема бейте, однако ежели казённая подать снизится, пеняйте на себя. С четей налог считаем, не забываете? А чети ваши Иван Васильевич успел посчитать, спасибо ему за это и царствие ему небесное.

Санька перекрестился.

— Всем понятно, что никого не воюем и силы не тратим. Все своевольные набеги отставить. Алексей Афанасьевич, набирай в свой тайный приказ смышлёных молодших детей боярских из незначительных родов. И закрепи за небольшими территориями. Пусть ездят, смотрят, слушают и записывают. К каждому закрепи двух, трёх охранников. И учи их уму разуму…

— Уже так делаем, государь.

— Что делаете? — удивился Санька.

— Учебники, как ты говорил, открыли. Считать, писать там учат. Пока при московских монастырских дворах. А которых уже отослал для догляда.

— Да смотри, чтобы не наговаривали напраслину на соседей. Перепроверяй и о том говори своим проверяльщикам.

— Так и будет, государь.

Санька вздохнул.

— Много говорим. Пейте, товарищи!

Царские гости выпили, закусили.

Поднялся Мстиславский.

— Хотел у тебя, государь, прощение просить.

— За что? — удивился Санька.

— Хульные речи на тебя говорил, да не понимал, что готовят тебе бояре хитрые. Подговаривали и меня. Ты, дескать, из ближних к царю Ивану был, послушает тебя новый государь… А оно вона, как вышло…

— Ты Иван Фёдорович не винись. Сражался ты за меня. Этим всё сказано. И за то тебе спасибо. А хульные речи на думе не в новость. Часто бороды трещат, посохи о спину и головы ломаются. Да и режут, бывало.

— Бывало, — рассмеялся Мстиславский.

— Вы всё как малые дети… Не можете по старшинству разобраться, кому верховодить. Ещё Иван Васильевич, брат мой, развести по углам вас пытался. Но, вы не успокоитесь никак. У стен Казани, царь Иван сказывал, едва сами между собой не подрались. Надо стены воевать, врага бить, а вы всё командира не выберете. В книгах древних разбираетесь, кто под кем ходил. Не смешно?

Санька с упрёком смотрел на лучших людей России. Те сидели потупив глаза.

— Смотрите… — с угрозой в голосе сказал Санька. — Чем с вами договариваться, возьму полководцев из незнатных родов, соберу пешее войско и с ними воевать пойду. А вы дома сидите!

— Не к нам твой гнев, государь, — рассмеялся Опраксин. — Наш род вообще ни под кем на войну не ходил, кроме великих князей и царей Российских. Да и то… Ста лет ещё нет, как Рязань под рукой князя московского.

— С вами ясно всё, — отмахнулся царь. — Потому в воеводы и ставлю. С другими труднее. Раньше ведь других князей не было, кроме Рюриков. И тогда, почему-то, никому зазорно не было под рукой брата идти на супостата. А сейчас братья спорят, вместо того, чтобы врага бить. Стоят, спорят, книги мусолят, а враг города грабит… Решат наконец кому руководить, а татар и след простыл. Города и веси пожжены, войско разбежалось, людей в полон увели. И так постоянно! И я уже столкнулся с вашими заморочками! Поставишь умного человека дела править, князья ему: «Ты мне не указ!»

Александр отпил из кубка, откинулся на лежанку и скривился. Надо было делать вид, что рана тревожит и заживает.

— Как нога, государь? — спросил Мстиславский.

— На поправку пошла. Заживает.

Мстиславский удовлетворённо сел.

— Совсем поправлюсь, тогда соберу всех, а пока слушайте Алексея Фёдоровича Адашева. Он мою волю передаёт. Не опасайтесь, он не своевольничает. Я проверяю, — Санька рассмеялся.

Его, осторожным смехом, поддержали бояре.

— А буде, кого сомнения гложить станут, приходи ко мне и спроси. Я разъясню.

* * *

Нога уже только сильно чесалась. Мазь снимала воспаление, чесночные компрессы убивали микробов, а сам он своей внутренней силой до такой степени не владел. Раньше он не задумывался и не тревожился, получится у него вылечить кого-либо или себя, или нет. И лечил. А после нападения на него и Гарпию вампирши Вампусы, — посланницы Аида, его не покидало чувство тревоги и даже страха. Да и общение с тёмными сущностями испачкало его внутреннюю энергию. Поэтому приходилось