Она хотела ответить, но тут засверкала молния, и стены атрия задрожали от грома.

— Авгуры! — воскликнул Цезарь. — Скорее в коллегию, приведите авгуров!

Александр повернулся к Марцеллу.

— Что происходит?

— Гроза, — отозвался тот с ужасом. — Дурное знамение. В воздухе вновь полыхнуло, загрохотало, и дождь хлынул с новой силой.

— В библиотеку! — отрывисто бросила Октавия.

Когда мы собрались в библиотеке, Юба помог хозяйке виллы зажечь свечи, и на блестящие панели комнаты легли мерцающие оранжевые блики. Жрицы жались поближе к жаровне. Назвавшая благоприятный день имела самый жалкий вид. Как-то с ней обойдутся, если авгуры объявят, будто ее слова были неугодны богам?

— Что это значит? — проговорил Октавиан.

При этом он пристально посмотрел на нумидийца, занявшего место возле жаровни. Снаружи лило как из ведра.

— Подождем авгуров, — ответил Юба.

Я услышала, как Тиберий шепнул ему:

— Думаешь, это хоть что-нибудь значит? Обыкновенный предвестник дождя, вот и все.

— Авгуры скоро прибудут, — твердо сказал нумидиец.

— Ты ведь им не веришь! Признайся. Еще Цицерон презирал авгуров.

— И сложил голову, — с нажимом промолвил Юба.

Какая-то жрица всхлипнула. В библиотеке повисла тревожная тишина. Я представила себе, как авгур почивает в теплой постели, под ворохом одеял, и тут входит раб, чтобы вызвать его на улицу, где бушует ветер и дождь. В каком настроении он здесь появится? Готовым обречь несчастную жрицу Юноны?

На пороге возникла рабыня, и все встрепенулись.

— Пришли, хозяин.

Октавиан поднялся.

— Ввести их! — Он посмотрел на Агриппу. — Этот брак должен быть идеальным.

Первый вошедший авгур, судя по виду, желал одного — угодить господам. Он подал знак остальным входить, а потом обратился к Цезарю:

— Мы смиренно готовы вам услужить. Думаю, дело в грозе?

Жрицы Юноны поведали ему о случившемся.

— Стоило ей назначить день, как раздался гром, — прибавил Октавиан. — Грозы не было с самого утра. Вот уже несколько дней мы не видели молний.

— А с какой стороны донесся гром? — осведомился авгур.

— С востока, — ответил Юба.

Цезарь нахмурился.

— Я не заметил.

— Потому что писал. А я наблюдал за небом.

Авгур поспешил воздеть руки.

— Тогда это знак благословения!

Октавия положила руку на сердце, но ее брат не сдавался:

— Даже если свадьбу назначили на канун луперкалий?

Второй авгур наклонил голову.

— Боги сказали свое слово.

Тиберий метнул на Юбу торжествующий взгляд; нумидиец из вежливости ответил еле заметным кивком. Он солгал, догадалась я. Лишь бы все поскорее закончилось. Он понятия не имеет, откуда пришла гроза. Но все присутствующие согласно молчали, поэтому свадьбу Агриппы так и назначили на двенадцатое.

12 февраля 28 г. до н. э.

Клавдия стояла посередине материнской спальни, а вокруг нее хлопотала дюжина искусных рабынь; они заплетали волосы в шесть одинаковых кос и закрепляли малиновую вуаль с венком. Застенчивая, слишком наивная для своих девятнадцати лет невеста поминутно заливалась краской. Ее тонкая кожа так и норовила странно порозоветь при малейшем волнении. Сначала щеки, нос, потом уши и наконец шея. Я заметила, что и Марцелла тоже напоминала открытую книгу, в которой любой мог прочесть ее чувства.

— Все-таки римляне многое делают по-другому, — заметил вслух Александр.

— Разве? А как заключают брак египтяне? — поинтересовалась Клавдия.

— Жених и невеста принимают особую баню.

— Вместе? — воскликнула она.

Юлия улыбнулась.

— Как мило.

— Как вульгарно, — поморщилась Ливия, но ее не слушали.

Перед этим она возмущалась из-за того, что моего брата пустили в комнату, когда закрепляли вуаль невесты. Октавия справедливо ей возразила: дескать, с тем же успехом она могла бы надеть накидку в его присутствии. И потом, Клавдия выглядела не более обнаженной, нежели мумия. Длинную тунику, перехваченную поясом на талии, дополняла вуаль, прикрывающая остальное тело и верхнюю половину лица, точно у девственницы-весталки.

— Не беспокойся, — шептала Октавия. — Агриппа — один из лучших мужей в Египте. — Повернувшись к Марцелле, она прибавила: — Скоро и твой черед.

Та грустно кивнула.

— Ты не будешь тосковать без меня? — разволновалась невеста. — Если наскучат Помпеи, всегда можешь переехать к нам.

— И помешать вашим баням? — подмигнула сестра. — Нет, я нужна тете.

— Поцелуй ее от меня, хорошо? Скажи, что я буду любить ее, даже став матроной…

Невеста едва не расплакалась, и Марцелла обняла ее за талию.

— Конечно скажу.

Я заметила, как погрустнели глаза Октавии. После стольких лет разлуки она перестала быть для них матерью, потеряв дочерей точно так же, как и Горация потеряла Гайю.

Клавдия приподняла край туники, чтобы не оступиться, и показала нам пару ярко-красных сандалий. А затем подняла руки, давая нам полюбоваться на свой наряд.

— Красиво, — похвалил Александр.

— Не хуже египетских невест?

— Даже лучше, — солгал мой брат.

Из атрия доносились музыка и веселый смех — там разгоняли сумрак тысячи канделябров, а бассейн освещали плавучие лампы. В отличие от Египта здесь не устраивали особых праздничных шествий. Мы просто прошли за невестой к гранитному алтарю, доставленному рабами Октавии. Немногим ранее авгуры заклали овцу, чтобы еще раз назначить благоприятный день.

— Сколько людей! — смятенно проговорила Клавдия.

На торжественный вечер явились патриции со всего Рима.

— Это же очень важный брак, — ответила ей Октавия, сжимая руку дочери. — Случись что-нибудь с моим братом — и кто, по-твоему, займет его место? Марцелл еще слишком юн.

Агриппа приблизился к алтарю вместе с Октавианом и Юбой. Его восьмилетняя дочка Випсания встала справа, с любопытством поглядывая на свою мачеху.

— Девочке повезло, — шепнула Юлия, проследив за моим взглядом. — Клавдия не станет ее обижать.

В атрии стихли смех и разговоры. Сенаторы в лучших тогах начали подходить к алтарю и прислушиваться.

— Ubi tu es Agrippa, ego Claudia[36].