Однако за завтраком я не могла не заметить мрачноватую задумчивость Павла Павловича, как будто над всеми нами нависла какая-то черная туча грозящая нам грозой. То и дело господин Одинцов бросал на меня странные взгляды – словно собирался мне что-то сообщить и пытался предугадать мою реакцию. Да и остальные люди из будущего выглядели так, словно им известно нечто важное и вместе с тем ужасное. От меня не ускользнуло и то, какими взглядами обмениваются Дарья и Павел Павлович – и в тот момент впервые нехорошее предчувствие закралось в мою душу. Но так не хотелось сбивать радостный настрой – и я убедила себя, что это все мне почудилось. Ну что, в самом деле, могло произойти плохого – сейчас, когда эти люди, посланные нам Богом, всей своей силой и мощью, а также душой и сердцем, стоят на защите интересов России? Уже позже, гораздо позже я поняла, что в то время я находилась во власти ошибочного мнения о том, что эти гости из будущего всесильны. Я приписывала им свойства Бога. Я полагала, что они могут контролировать абсолютно все… В какой-то степени мне многое виделось в розовом свете. Видимо, такой образ мыслей являлся последствием шока от самого этого невероятного факта – попадания сюда людей из двадцать первого века. Мое восприятие слегка исказилось. Я была уверена, что теперь все пойдет так, как задумали эти люди, в своих мыслях я не допускала возникновения никаких непредвиденных обстоятельств, никаких неожиданностей. Но оказалось, что располагает всем действительно Бог…

После завтрака Павел Павлович попросил меня задержаться для важного разговора с глазу на глаз. Поскольку после завтрака все разошлись по своим делам и «Принцесса Солнца» опустела, мы с господином Одинцовым и Дарьей поднялись на самую верхнюю солнечную палубу парохода, с которой открывался прекрасный обзор во все стороны. Прокашлявшись, он сказал:

– Крепитесь, Ольга. К моему величайшему сожалению, я должен сообщить вам прискорбную весть. Вчера, около восьми часов вечера по нашему времени, в результате преждевременных родов скоропостижно скончалась Императрица Александра Федоровна… В связи с этим мы приносим вам свои глубочайшие соболезнования.

Повисла тишина – мы пытались осознать суть сказанного. Мне казалось, что с блистающих вершин я падаю в зловещую пропасть.

– Нет! – не веря в сказанное, воскликнула я. – Не может быть! Вы же говорили, что ей ничего не угрожает, так как же такое могло произойти?

Мой разум отказывался воспринимать услышанное – собственно, так происходило со мной всегда, когда я слышала дурные, трагические вести. Да только ли со мной? Думаю, это знакомо многим.

Я зарыдала. Дарья кинулась ко мне и принялась утешать.

– Расскажите мне, как это произошло? – всхлипывала я. – Алики! Она чувствовала себя прекрасно. Она так ждала сына…

– Для того чтобы убедить вашего брата в ущербности избранного им пути, наши люди передали ему книгу его же собственных дневников, которые он вел до самой смерти и в последнюю книгу был вложен текст с описанием екатеринбургского расстрела. Прочитав эти книги, ваш брат был так потрясен, что грубо нарушил технику безопасности по обращению с секретными документами такого уровня опасности и оставил их там, где их смогла обнаружить его беременная супруга. Дальше вам объяснять не надо. Когда императрица прочла все написанные там ужасы, с ней случился нервный приступ, вызвавший преждевременные роды, в ходе которых открылось смертельное кровотечение, которое доктора так и не сумели остановить. Известный вам капитан первого ранга Иванов, который там присутствовал, говорит, что потеряв долгожданного сына, Александра Федоровна просто потеряла желание жить и после отпущения грехов умирала чуть ли не с радостью…

Подробности этой истории причинили мне настоящую боль. Преждевременные роды, кровотечение, смерть… Бедная Алики! Как же это могло случиться? Она не должна была умереть…

– Почему? Почему? – спрашивала я, в то время как Дарья гладила меня, приобняв, и эта дружеская поддержка в такой момент стоила очень дорогого.

Пятнадцатью минутами позже я лежала в своей каюте, пытаясь примириться с мыслью, что Алики больше нет. Дарья дала мне какие-то таблетки – «от стресса», как она выразилась, но я не стала их принимать. Мне хотелось прочувствовать произошедшее. Я была в каюте одна, попросив не беспокоить меня в течение часа.

Алики, милая Алики! Застенчивая, незлобивая, склонная к приступам меланхолии… Неужели больше я не увижу тебя? Как же так? Но надо смириться. Надо исполнять свой долг. Теперь все стало по-настоящему серьезно…

Впервые я, буквально физически, почувствовало всю тяжесть навалившейся на меня ответственности. То время, когда все было лишь на словах, ушло в прошлое. Теперь мне понадобится сила характера, выдержка, мудрость, а многому придется научиться… Ведь теперь именно мне, а не кому-то иному, предстоит стать Государыней Всероссийской…

Захватывает дух при этой мысли. Но я должна. Я смогу. Раз так говорят потомки – значит, так и есть. Не придется мне стать эмигранткой или простой обывательницей – нет, мне предстоят великие свершения на этом переломном моменте… Надо сделать все возможное, чтобы процветала и укреплялась Россия, чтобы безвременная смерть Алики не была бессмысленной… Теперь мое имя войдет в историю. Но, Боже мой, ведь я абсолютно не тщеславна! Все то, что предстоит мне сделать, я воспринимаю исключительно как долг перед Россией, и никак иначе.

Мысли мои беспрестанно возвращаются к семье Николая. Что теперь с ними будет? Даже не могу вообразить, как они это все восприняли… Как бы мне хотелось оказаться сейчас там, с ними, чтобы утешить и поддержать… Им нужна моя поддержка. Ведь девочки сильно привязаны ко мне… Алики всегда была несколько холодна с дочерьми, страдая навязчивой идеей родить сына, наследника. Вот кого она любила (бы) по-настоящему. Сумасшедшей любовью, которая постепенно сводила (бы) ее с ума, вкупе с вечным страхом за его жизнь…

Что ж, приходится признать, что кончина Алики вместе с неродившимся наследником упростила задачу для потомков – как бы цинично это ни звучало. Теперь Николай, конечно же, захочет уйти в тень. Он любил Алики и жизни без нее не мыслил. Как он теперь без ее советов… Как бы брат вообще не обезумел. Если б я сейчас могла быть там, с ними, я бы помогла им пережить потерю. Теперь же меня терзает мучительное беспокойство о них… Хорошо, что там Иванов и еще кое-кто из потомков – они не допустят смуты и волнений. Но вот что касается моральной поддержки… Найдется ли кто-то, кто поможет им справиться с горем?

Подушка моя намокла от слез. Странно – ведь с утра у меня не было даже малейшего предчувствия, что случится что-то трагическое. Ведь все произошло еще вчера! Как же я не почувствовала… Впрочем, нечего заниматься вздором. Мне следует мыслить более рационально. Не стоит уподобляться тем нервным, излишне чувствительным людям, для которых вся жизнь наполнена предчувствиями и духовными переживаниями. Кстати, как раз такой была Алики. Слишком восприимчивая, эмоциональная, она тяготела ко всему мистическому. Я еще лучше поняла ее суть после того, как прочитала книги потомков. Да, в счет истеричного склада характера она во многом поспособствовала упадку нашей державы. Но это ни коей мере не отменяет того, что я любила ее и люблю ее дочерей, и Алики тоже испытывала ко мне теплые дружеские чувства. Ведь на самом деле она была так одинока! Пусть Господь упокоит ее душу. Она была хорошим человеком и не осознавала, что творила.