– «Бирсфорд-Плейерс» готовят постановку «Бури», – сообщил Джордж. – Тебе это идеально подходит, Шрив. Они сейчас как раз набирают актеров.

Шрив лежал в шезлонге.

– Да, идеально, за исключением того, что я не могу найти этот чертов театр, не говоря уже о том, чтобы выйти на сцену, если я все-таки доберусь туда. Взгляни правде в лицо, Джордж. Никто не возьмет меня. Черт! Они даже не захотят меня для начала послушать.

– Я думаю, тебе не придется проходить прослушивание. – Джордж бросил быстрый взгляд на Миранду, которая знаками давала ему указания. – Я... э-э... уже поговорил с постановщиком. Он... э-э... слышал о тебе. И он в восторге оттого, что тебя заинтересовала его постановка.

– Ну конечно, – вставила Ада.

– Так и должно быть, – заметила Миранда.

Не поворачивая головы, Шрив слабо улыбнулся.

– Всегда преданная мне публика, но, боюсь, из этого ничего не выйдет.

– Почему?

– Черт возьми! Но вы-то должны видеть! Даже если я не могу. Что бы вы ни воображали, я никогда больше не буду играть. – Он провел рукой по лицу. – Весь мой мир черен как дно колодца. Я навсегда лишился зрения.

– Шриви, мальчик мой, ты не можешь знать наверняка. Прошло всего несколько недель, – дрогнувшим голосом возразила Ада.

– Прошло уже три месяца. По крайней мере, мне кажется, что прошло три месяца. День за днем я открывал глаза в надежде на чудо. До тех пор пока мог еще это вытерпеть. Но жить одной надеждой слишком тяжело. Поэтому я ничего не собираюсь делать. Я сдаюсь.

– Все равно ты можешь играть, – сказала Миранда.

Горькие нотки появились в его голосе.

– Можете делать со мной что угодно, но бьюсь об заклад, они не захотят иметь актера, которого надо водить на веревочке. – Он резко повернулся и сел. – Вот вам и вся правда, друзья мои. Оставьте меня и занимайтесь своими делами. Я – человек конченый.

Миранда притворно вздохнула.

– Возможно, ты прав. Ада, как ты думаешь?

Старая костюмерша неверно истолковала интонацию ее вопроса. Слезы потекли у нее из глаз.

– О нет! Нет, дорогая! Сейчас у него просто плохое настроение. Он хорошенько все обдумает и придет к другому решению. Правда, Шриви?

Он как тигр накинулся на женщину, которая все эти годы была ему почти что матерью.

– Нет! Черт возьми! Нет! Что я должен еще вам сказать? Сколько раз я должен повторять? Я слепой, и больше никогда не буду видеть. Оставьте меня в покое.

Ада побледнела и пошатнулась. Джордж поддержал ее под руку.

– Осторожнее, дорогая.

Миранда, кинувшись к ней, обняла ее за плечи.

– Ада, прошу тебя, не плачь. Чудовище, – бросила она Шриву, который с красным от гнева и отчаяния лицом сидел на краю шезлонга. Потом она опять обратилась к Аде: – Почему бы тебе не выпить чаю, дорогая. Джордж, проводи ее вниз. Я сейчас догоню вас.

– Конечно. Пойдем, Ада. – Джордж покачал головой, потом открыл дверь и вывел всхлипывающую женщину из комнаты.

Миранда с силой захлопнула дверь и обернулась. При виде Шрива у нее заныло сердце. Воинственный дух покинул его. Он обмяк. Опустив голову, он сидел, бессильно уронив руки на колени.

Ей было особенно больно смотреть на его руки. Они были такие красивые. Они могли делать замечательные вещи – нежно поправлять прядь ее волос, ласкать ее грудь, великолепно владеть шпагой. Их жесты так красноречиво дополняли каждую из великих строк Шекспира.

Она хотела бы опуститься на колени перед ним и взять его руки в свои. Хотела бы омыть их слезами и покрыть поцелуями. Но она сдержалась. Жалость приносила только вред. Шрив уже достаточно ее получил. Сейчас ее любовь должна быть как твердый дуб, а не как плакучая ива. Она глубоко вздохнула.

Шрив услышал ее вздох и поднял голову. Его черные глаза смотрели строго, настороженно, не просто в ее сторону, а прямо ей в лицо. Она не могла поверить, что он не видит ее. Его губы дрогнули.

– Покончим с этим.

– Тебе должно быть стыдно.

– Не слишком оригинальное обвинение.

– О, перестань! – Она скрестила руки на груди и принялась ходить взад-вперед по комнате.

Он безошибочно следовал за ней глазами.

– Твоему спектаклю не хватает оригинальности и хорошего сценария.

– Я не играю, Шрив Катервуд. Ты разозлил меня. Я хожу по комнате, чтобы успокоиться. Я была готова растерзать тебя. Почему ты обидел милую старую женщину? Ада – твой самый лучший на свете друг.

Шрив встал; его руки были сжаты в кулаки.

– Ее слезы уже действуют мне на нервы, – сказал он. – Я не могу их больше выносить. Уже пора перестать меня жалеть. Я не нуждаюсь в жалости.

Миранда подошла к нему. Подняв голову, она произносила свои слова прямо ему в лицо.

– Верно. Тебе не нужна ни ее жалость, ни моя, ни Джорджа. У тебя хватит своей собственной.

Его лицо побелело; губы плотно сжались. Он схватил ее за плечи. Никакой нерешительности, никаких сомнений. Вновь показалось, что он прекрасно все видит. Его пальцы впились в ее плечи, причиняя боль.

– Отпусти меня. Ты делаешь мне больно, – спокойно сказала она.

Он открыл было рот, словно собирался что-то сказать. Потом резко отпустил ее.

– Это все, на что ты способен, – съязвила она. – Никаких объяснений, никакой защиты. Говоришь со мной лишь об отсутствии оригинальности и хорошего сценария.

– Замолчи. – Он опять опустился в шезлонг.

– Не замолчу. – Она встала рядом, обрушивая на него свой гнев. – Ты член нашей труппы. Даже более того – ты ведущий актер. Ты – Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов. Мы заботимся о тебе, потому что любим тебя и еще потому, что это наша обязанность. Мы оберегали тебя до тех пор, пока ты не поправился, чтобы продолжать работу. Ты не можешь покинуть нас. Мы тоже не бросим тебя.

Она помедлила, чтобы посмотреть, как он воспринимает ее слова. Он смотрел прямо перед собой, его глаза были открыты, лицо невозмутимо.

– Но сейчас ты бросаешь нас. Ты предлагаешь нам идти и искать работу без тебя. А что потом?

– Я полагаю, вы будете делать то, что хотите делать, – язвительно заметил он.

– Оставить тебя здесь? – Она повысила голос так, что почти сорвалась на крик. – Это мы должны сделать? Собрать чемоданы и оставить тебя здесь в номере гостиницы, чтобы через пару дней тебя вышвырнули на улицу? Оставить тебе несколько долларов на оплату счета? Или отвести тебя к дверям городского сумасшедшего дома, позвонить в звонок и убежать, оставив тебя на пороге?