Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам везет, капитан, — все так же аккуратно выговаривая слова, сделал ему комплимент Советник. — Победителей не судят. Хотя вы и подставили под пули головы членов Высочайшей инспекционной комиссии…
— Мисс Феста приняла участие в операции по собственной воле, — морщась и не поворачивая головы, парировал Клайд.
— Что и говорить, ваш замысел — ударить в тыл противника — смел… И прекрасно исполнен. Потерять всего четырех человек в подобной операции…
— Если бы они сами не полезли из монастыря под огонь, все четверо были бы живы и пили самогон вместе с остальным личным составом, — устало отбил Клайд и эту подачу.
Как и тогда, в Легионе, выйдя из боя, он не ощущал ни торжества, ни радости. Только тошноту от сознания сделанных просчетов. И боль ран и ссадин.
— Замысел, кстати, не столько мой, сколько ее беспокойного высочества… Вот. — Он протянул законченное и подписанное донесение Советнику. — Прошу вас распорядиться…
— В одном я все-таки не могу не осудить вас, — взяв листок бумаги двумя пальцами и дирижируя им своим дальнейшим словам, произнес Советник. — Вы, я вижу, и впрямь вознамерились сохранить жизнь этим семи сдавшимся вам в плен выродкам? Если не ошибаюсь, в форте до вашего сознания должны были довести директивы высшего руководства на этот счет… Так называемые трапперы идеологически чужды целям и ценностям Свободного Лесного Народа. Они подлежат всякий раз и при всех обстоятельствах немедленному, полному и жестокому уничтожению… Именно так: немедленному, полному и жестокому… Жес-то-чай-ше-му!
Глаза Советника Георгиу горели нехорошим огоньком, и Клайд стал смотреть в сторону.
— Во-первых, если бы я не обещал блокированным в последнем танке трапперам жизнь, мы все еще выкуривали бы их оттуда. И уж тогда-то, поверьте, жертв было бы куда как больше…
— ОБЕЩАТЬ вы им могли все, что угодно, — хоть благодать вечную…
— А во-вторых, существует Галактическое соглашение…
— Напомню вам, капитан Ван-Дейл, что Свободный Лесной Народ не подписывал никаких соглашений… Более того, скажи вы эти слова где-нибудь в другом месте и другому, менее терпимому лицу, ну, скажем…
— Я не расстреливаю пленных, Советник. Я дал обещание доставить их на Котлован. Там уж пусть решает Дед. — Впервые, обращаясь к Советнику, Клайд позволил себе чуть возвысить тон.
Некоторое время они созерцали друг друга с обоюдной неприязнью. Затем, больше для того чтобы закруглить беседу, Клайд добавил:
— Еще раз прошу вас проследить за отправкой моего донесения в форт. Как-никак я обязан им отчетом…
— Вольно ж вам забивать голову самому Деду судьбой каких-то семерых бандитов. Что до вашего послания, то его доставкой озаботится господин Настоятель. Как только оправится от сердечного приступа, столь несвоевременного… Что до вашего покорного слуги, то я несколько изменил свои планы. С вашего позволения, я и двое моих телохранителей займут место в арьергарде вашего конвоя. У меня возникла необходимость в скорейшем личном контакте с высшим руководством.
— С удовольствием! — неожиданно шутовским тоном выкрикнула Внучка и резко — одним движением — поднялась на ноги. — Высочайшая инспекционная комиссия с удовольствием препроводит вас, Советник, в распоряжение Высшего производителя работ…
Феста стояла в полушаге от Советника, вперив в него теперь уже открыто ненавидящий взгляд. Тому это, казалось, доставляло удовлетворение.
— Но только… — Феста вскинула обе руки, словно собираясь тут же, не отходя от кассы, выцарапать маленькие, глубоко посаженные и заботливо укрытые стеклами пенсне глаза господина Георгиу. — Но только я уступаю вам почетное место ПЕРЕД конвоем… Вы и ваши люди пойдете впереди. И только впереди! Ни в коем случае не в арьергарде! Мне меньше всего хочется иметь вас за спиной, господин Советник!
«Нет, ни за какие коврижки я не хотел бы пригласить эту девочку в ресторанчик Поччо, — подумал Клайд, — ни за какие… Хотя у нас нашлось бы о чем поговорить… О системах ручного противотанкового оружия, например… Ресторанчик Поччо: салфетки из настоящего полотна — красное с белым, в клетку, полутьма и пицца с грибами… О Господи, как давно это было! В иной жизни, наверное…»
Видимо прочитав его мысли, Феста неожиданно ухватила Клайда за локоть и, не дослушав едкое «как вашей милости будет угодно» господина Советника, энергично повлекла его прочь, к Наставнику Роско, меланхолично созерцавшему в сторонке повязанных пленных, посаженных кружком, под охраной четырех братьев.
Дойдя до этой живописной группы, Внучка столь же энергично бросила локоть Клайда и констатировала:
— Вы хорошо его отшили, капитан. Ни в коем случае не соглашайтесь на расстрел этих людей. Они должны дойти до Котлована живыми. Потому что очень многое знают.
— И еще… — куда-то в пространство бросил Наставник, — и еще потому, что это никакие не трапперы… Только молчите об этом, если хотите жить.
«…Я, кажется, нашел выход из той бездны ужаса, в которой живу вот уже последние два года, — говорилось в дневниках, которые писал двадцать лет назад адмирал Шайн, а Шаленый читал теперь, притулясь в уголке своей теперешней хазы, у дешевенького дисплея. — Жрецы Черной Церкви владеют снадобьем, которое открывает Камень Душе, а Душу — Камню. И пойму я предназначение свое… Проклят я буду, быть может, отдав себя в руки врагов Истинной Веры, но нет мне пути назад… И лучше будет, о Господи, если мне, а не шаманам нечестивой веры явится хоть часть того знания, что освободит мир от пути в Бездну. Ибо Бездна перед нами… Закончив писать это, я приму полсотни миллилитров снадобья, что заваривают люди Ложного Учения и… и что откроется мне?»
Небольшой пробел следовал дальше. И потом шел рубленый, нервный текст:
«…Принял препарат. Никаких изменений. Всю ночь не являлся мне НЕНАЗЫВАЕМЫЙ. Уж не Избавление ли это?.. Нет… Который день ничего. Избавление?.. Господи, даруй мне Избавление… Было сказано мне: «Приняв зелье, ты поймешь Камень и Камень поймет тебя…» Так, может, Камень понял, что ему не нужен старый любопытствующий глупец, который из суетного любопытства и из гордости — гордости за то, что всегда был крепок в вере и чужд предрассудков, — осмелился на этот кошмарный эксперимент? Нет… Нет Избавления…»
Снова пробел.
«…Нет воли избавиться от бесовского Перстня. Как завзятый алкоголик лжет себе, что может «завязать», как только сам этого захочет, так и я лгу себе, что в любой момент могу сделать над собой усилие и освободить руку от колдовского Кольца. Суть в том, что я не хочу делать этого усилия… Не так уж оно сильно и охватило палец, Дьяволово Кольцо… В конце концов, можно попробовать просто распилить его… Хотя один лишь Бог ведает, какие структуры этого изделия Предтеч будут нарушены и что вызовет такое вмешательство во мне и в мире… Мурата предпочел нанести вред не Кольцу, а себе — и все равно результат был ужасен…
Господь! За что караешь так меня? Во имя Твое гублю я душу свою… Ибо зло вошло в меня и большего зла требует… Но не в этом ли состоит истинное служение Тебе, чтобы не жизнь свою, а бессмертную душу принести в жертву спасению рода человеческого?»
