— Я так понимаю, что «да». Или по крайней мере вы так думаете, — продолжала она, никак не маскируя свои мысли.

Аккуратно причесанная золотистая головка опустилась, Амелия закрыла книгу и положила рядом с собой на диван. Ее движения были изящны и элегантны.

Затем она поднялась и пронзила его взглядом холодных бледно-голубых глаз. Всякое подобие вежливости ушло с ее лица.

— Неужели вы настолько глупы, чтобы не понять, что я все равно все узнаю?

Кто рассказал ей? Ни мистер Уэбб, ни его жена никогда не писали Амелии писем. Никто у Рубикон, кроме Роуз, не знал его фамилию, чтобы узнать адрес и проинформировать жену о его посещениях заведения и о том, что он вместе с Роуз покинул его. Может быть, кто-то из его слуг подслушал его разговор с Ребеккой в утро его отъезда? Дверь в кабинет не была заперта. Может быть, сама Амелия?

Нет, нет. Она бы тогда не выпустила его из дома и не стала бы ждать целую неделю, пока он вернется.

Так вот в чем причина того, что она осталась дома! Он не ошибался. Ребекка упоминала о сегодняшнем приглашении на ужин. И если кто-то рассказал Амелии о Роуз, то сделал это сегодня. Она никогда не стала бы держать это в себе дольше, чем несколько часов.

Амелия шагнула к нему. Прежде чем Джеймс осознал это, он отступил на шаг.

— Ты сбежал из ее постели так же, как из моей? Ты помнишь, с какой скоростью ты летел? Твой жалкий пенис болтался между ног, — продолжала она с презрительной улыбкой, явно получая удовольствие от возможности напомнить ему о той ночи.

Быстрый и четкий пульс отдавался в его ушах. Воспоминания ожили с поразительной ясностью. Он почти физически чувствовал, как она схватила его за причинное место, острые ногти глубоко впились в кожу, стараясь оторвать его интимную плоть от тела. Все, что он мог сделать, — это съежиться от боли и отвернуться, чтобы она не видела, насколько ему больно. Черт, как он ненавидел ее способность довести его до этого одними словами. Унизить его и возвысить себя.

— Ты просто жалкий, тупой идиот! — Отвращение было написано на ее лице. Амелия прошлась взглядом по его телу. — Я готова поспорить, что она сейчас с другим мужчиной наверстывает то, что не сделал ты.

Очень скоро Роуз будет с другим мужчиной. Шесть дней, и она ляжет с другим, а потом еще и еще… Джеймс задрожал, горло перехватило от боли.

Стиснув маленькие кулачки, Амелия наступала на него. Его спина уперлась в стену. Она была так близко, что ее юбки касались его ног. Сладкий, душный запах ее духов вызывал тошноту. Отчаянно желая исчезнуть, не слышать больше ни одного ее слова, Джеймс посмотрел на дверь, но не мог сдвинуться с места, не оттолкнув ее с дороги. Он с силой сжал кулаки, борясь с соблазном ударить ее. Одно прикосновение, и он без сомнения станет героем сплетен, все станут кричать, что он поднял руку на женщину.

— Ты жалок! — Ее слова попали в цель. — Кто она, Джеймс? Конечно, не из моего круга. Ни одна леди не посмотрит в твою сторону. Но вообще-то не имеет значения, кто она!

Ее щуплое тело вибрировало от переполнявшего ее гнева.

Амелия повернулась и отошла от него на несколько шагов. Юбки хлестнули ее по ногам. И когда он только вздохнул свободнее и отпрянул от стены, она резко повернулась на каблуках и снова пошла на него. Джеймс задел плечом картину за спиной, позолоченная рама ударилась о стену. Господи, он отступал от женщины, которая буквально напирала на него!..

— А имеет значение то, что ты сделал!.. Ты, кажется, в состоянии вести дела, — сказала она, стиснув зубы. — Что дает мне основание думать, что память не совсем подводит тебя и ты помнишь наше соглашение. — Она смотрела на него, ее ноздри раздувались, щеки покрылись красными пятнами. — Как ты посмел пренебречь мной? — закричала она так громко, что у него зазвенело в ушах. — Я проучу ее! Проучу!

Страх охватил его.

— Что?! — прохрипел он.

— Ты не мог не понимать, к каким последствиям это приведет, и все же позволил себе унизить меня. Меня! — Откровенная злоба светилась в глазах Амелии. — Я достаточно притворялась, будто забочусь об этой глупой девчонке! Позволила поставить наши имена рядом!

— Амелия, пожалуйста…

Он действительно умоляет ее? Неужели этот слабый писк — его собственный голос? Но ему не остается ничего другого. Он должен постараться, хотя и понимает, что это не убедит ее ни на йоту. Значит, все пропало? Теперь Амелия отыграется на Ребекке, заставив его сестру заплатить за его неосторожность. Разрушит счастье Ребекки, и все из-за того, что он проявил эгоизм, урвав немножко счастья для себя.

— Пожалуйста, Ребекка здесь ни при чем.

— Но завтра вечером она будет уничтожена, — продолжала Амелия, глухая к его мольбам. — Ни один мужчина не подойдет к ней. Ни один не допустит, чтобы его имя соединяли с ее. На ней будет клеймо шлюхи, продажной девки, ее выкинут из общества… Никто не захочет…

Как будто что-то внутри его взорвалось.

— Все! Хватит!

Расправив плечи и сразу став выше, Джеймс шагнул вперед, наступая на нее.

Не веря своим глазам, Амелия попятилась назад.

Он продолжал наступать, отодвигая ее, но не прикасаясь к ней, в центр комнаты.

— Нет, ты не сделаешь этого.

Он не кричал. Его голос был поразительно тихим. Низкий, вибрирующий рокот, предваряющий бешеную ярость, бушевавшую в крови.

— Ты не скажешь ни одного плохого слова в адрес Ребекки. Я терпел твою злобу годами и молча жил по твоим правилам. Не говорил ни слова, когда ты заводила одного любовника за другим. Но сейчас? Ты слишком далеко зашла! Я ожидал, что ты окажешь протекцию моей сестре, а вместо этого ты собираешься разрушить ее будущее, выместив на ней свою злость? Я этого не потерплю!

— Тебе не остается ничего другого, как терпеть, Джеймс! У тебя нет выбора! — выкрикнула она, стремясь во что бы то ни стало одержать над ним верх.

— Нет, у меня есть выбор. И мне следовало сделать это давным-давно. Следовало знать, что ты не сдержишь свое обещание. Я хочу, чтобы ты немедленно покинула мой дом. Сейчас же! Отправляйся к своему отцу. Мне все равно, как ты объяснишь это ему и твоим знакомым, но я хочу, чтобы ты ушла.

— Но я не сделаю этого!

— Нет, сделаешь, — сказал он со спокойной решимостью, хотя внутри его клокотала ненависть.

Никогда прежде он не испытывал желания ударить женщину. Но в этот момент едва сдержался, заставляя себя вытягивать руки по швам.

— Я больше не хочу видеть тебя. И если ты посмеешь сказать хоть слово против моей сестры, твое имя будет не только опозорено, но ты останешься лишь с тем, что на тебе надето. Не забывайте, мадам, по закону вы принадлежите мне. Я ваш муж.

«Но уже ненадолго». Джеймс не сказал это вслух, не желая раскрывать карты. В любом случае его удовлетворяло то, что он оставляет ее в подвешенном состоянии, позволяя беспокойству расти, пока оно не поглотит ее окончательно.