Он обернулся и…

Его внимание привлек амулет на теле Ларикаль — его теле. Он положил его на ладонь — амулет был из сплава золота и серебра, с расположенными по спирали аметистами. Он знал, что это такое, — телепатический амулет.

Громф потратил немного времени, чтобы подсоединить к нему свое сознание, и понял, что это ему удалось, когда в голове у него прозвучал голос, который он узнал: «Ларикаль! Ларикаль!»

Громф улыбнулся. Ларикаль не стала звать на помощь, потому что сделала это телепатически.

«Ларикаль, ответь!»

Громф знал, что не должен отвечать, но не мог удержаться.

«Твоя дочь в данный момент не вполне здорова, Ясраена», — передал он.

Он ощутил через амулет ее ужас.

«Громф Бэнр?» — спросила Ясраена.

«Судя по голосу, ты не рада моему визиту», — ответил он.

В ментальном голосе Верховной Матери слышалось нечто похожее на панику:

«Послушай, Архимаг. Я знаю, за чем ты пришел. Но я заключила соглашение с Триль. Я должна уничтожить филактерию сама».

Громф решил, что ее слова — жалкая ложь. Но даже будь они правдой, Архимаг никаким соглашением связан не был. Триль ничего ему об этом не говорила.

«Но ты не знаешь, где он, Верховная Мать. А даже если бы знала, боюсь, что соблазн увидеть личдроу перевоплощенным может оказаться слишком велик даже для твоей железной воли. Я буду счастлив уничтожить филактерию от твоего имени».

С этими словами Громф оборвал связь. Он знал, что Ясраена, должно быть, уже спешит сюда, поэтому глубоко вдохнул и шагнул через порог храма. Защита не сработала. Громф так и не узнал, было ли причиной тому что-то, что Ларикаль носила при себе, или же просто текущая в ней кровь, но это его не интересовало. Он был внутри.

Из-под купола на него смотрела Ллос. Центральный проход вел к апсиде, к черному алтарю, за которым угрожающе вырисовывалась фигура паука.

Голем ждал.

Ясраена бежала по залам к комнате прорицаний, не заботясь о том, как унизительна подобная спешка. Она не осмеливалась связываться через телепатический амулет, боясь, что Громф Бэнр может подслушать.

В мозгу у нее зазвучал голос Эсвены: «Верховная Мать! Нас обманули. В кабинете не те, кто казался. Громф Бэнр…»

«В нашем доме, — закончила вместо нее Ясраена. Она мысленно обратилась ко всем своим дочерям и сестрам разом: — Немедленно прекратите пользоваться амулетами. Архимаг в крепости, и у него амулет Ларикаль. Возможно, он и теперь слышит меня».

Связь замолкла, и впервые с начала осады Ясраену охватил настоящий страх. Если Громф отыщет филактерию раньше ее, все пропало.

Она должна добраться до Громфа первой.

Когда она вбежала в комнату прорицаний, никто не осмелился посмотреть на нее. Двое мужчин-магов стояли возле чаши, склонив головы. Эсвена отводила взгляд.

— Где Ларикаль? — спросила Ясраена Эсвену.

Та начала мямлить что-то.

— Твоя сестра! — прорычала Ясраена. — Какое место она обыскивала последним?

Один из магов осмелился ответить:

— В последний раз Геремис сообщил, что они собираются поискать в храме, Верховная Мать.

Храм. Ясраена не могла поверить своим ушам. Неужели личдроу спрятал свою филактерию в храме? Она прокляла этого самонадеянного глупого интригана.

Матрона Дирр сжала кулаки, стиснула зубы. Ее трясло. Ярость и страх переполняли ее.

— Отправляйся на стены и приведи вроков и всех магов, каких найдешь, — велела она Эсвене сквозь зубы. — Ждите нас у храма. Марш!

Эсвена бросилась вон из комнаты. Ясраена взглянула на двоих мужчин, оставшихся с нею:

— Вы двое, пойдете со мной в храм. Архимаг Мензоберранзана ждет нас.

Когда заклинание, изменившее облик Прата, утратило силу, Нозрор громко выругался. Прат посмотрел на свои руки, увидел, как они увеличиваются в размерах, и широко раскрытыми глазами взглянул поверх стола на Нозрора.

С этого мига маги Дирр узнали про обман Громфа.

— Одно мгновение — но всего лишь одно! — Нозрор боролся с собой, решая, что предпринять. Он страстно жаждал занять место Архимага, но страх, что Громф Бэнр потерпит неудачу, пересилил его честолюбие. Нозрор знал, что, если Громф победит и узнает, что он ничего не сделал после того, как магия изменения облика рассеялась, ему несдобровать. Он знал также, что, если Громф потерпит неудачу и погибнет, Триль Бэнр проведет собственное расследование, и ему опять же не поздоровится.

В конце концов Мастер Магика решил, что ему ничего не остается, кроме как играть свою роль как можно лучше и надеяться, что Громф преуспеет.

Прату, все еще сидящему в кресле Архимага, он бросил:

— Пошел вон, мальчишка.

Прат вскочил с кресла, словно оно было охвачено огнем. Нозрор обошел вокруг стола и сел в кресло. С мастерством, порожденным десятилетиями тренировок, он подключился к хризобериллу Громфа и заставил его показать войско Хорларрин, собирающееся под стенами Дома Дирр. Там было множество воинов и магов, но все они простаивали без дела.

Некоторое время Нозрор рассматривал место действия, фиксируя увиденное в мозгу, потом позволил кристаллу погаснуть.

— Что нам теперь делать, Мастер Нозрор? — спросил Прат. Голос ученика выдавал его тревогу.

— Теперь мы будем помогать Архимагу, — ответил Нозрор. — Надо сделать так, чтобы Ясраена вынуждена была одновременно сражаться с врагами внутри и снаружи крепости.

Без дальнейших объяснений он произнес слово силы и телепортировался в самую гущу воинства Хорларрин.

Едва Фарон шагнул в Ущелье Похитителя Душ, разум его затуманился. Чувство равновесия изменило ему. У него было ощущение, что он движется одновременно назад и вперед, вверх и вниз.

Пошатываясь, он нащупал рукой холодную стену узкого прохода, Он замер, прислонившись к камню, пытаясь прийти в себя.

Маг знал, что не движется, и все же ему казалось, что он ощущает движение и чувствует стремительный бег времени. Он стоял в центре вселенной, вращающейся вокруг него.

Фарон зажмурился, стиснул зубы и мертвой хваткой уцепился за стену.

Время и движение остановились столь резко, что он едва не полетел вперед.

Он открыл глаза и не увидел ни души, ни Квентл — ничего, кроме вздымающихся в бесконечность каменных стен по обе стороны от него. Ущелье было окутано тьмой, но тьмой обычной, сквозь которую Фарон мог видеть. Перед ним змеилась узкая ровная тропа и исчезала вдали. Он оглянулся: та же самая тропа, сколько хватает глаз, простиралась и позади него.

Но он сделал всего один шаг. Или нет?