Небунефу, верховному жрецу Амона, выбранному царем богов и господином над всем, что принадлежит храму: сокровищами, амбарами с зерном, полями, скотом, рабами, вооруженной охраной, ремесленниками, мастерскими, каменоломнями, владениями храма на севере, юге и западе, — нелегко пришлось в первые годы после того, как он принял на себя эту должность. Тотмес, второй жрец, не мог забыть, что много лет выполнял функции верховного жреца, и так вошел в эту роль, что не мог спокойно передать другому свои полномочия. Он принял Небунефа с едва скрываемой враждебностью, втайне второго жреца поддерживала маленькая группа давно служивших в храме чиновников и жрецов. Небунеф считался человеком царя. С течением времени на службе Амону он изменился. Верховный жрец сам едва замечал это, но высокая должность оставила на нем отпечаток, который со временем становился все глубже. Несмотря на уменьшение власти и влияния Фив, большой храм Амона был для большинства египтян центром религиозной жизни, таким образом, верховный жрец по своему положению уступал только фараону.

Рамзес и его предшественники извлекли урок из трагической судьбы царя Аменхотепа-Эхнатона, и никто не осмеливался больше покушаться на божественную власть Амона. Всем был памятен злосчастный фараон предшествующей династии, чье имя было стерто со стен всех храмов и исчезло из всех анналов, чей еретический «город бога» Ахетатон был стерт с лица земли.

Итак, Небунеф на собственной персоне чувствовал, сколь высоко уважаема его должность, ибо он в отсутствие фараона, не имевшего резиденции здесь, выполнял в глазах народа функцию святого и божественного. Но Небунеф не был выскочкой, который злоупотреблял своим положением или использовал его в корыстных целях, он был потомком старой знати. Предки его уже много поколений были жрецами или сановниками самого высокого ранга, но никто не был связан с Амоном в Фивах.

Едва заметно Небунеф отодвигался от царя и становился верным и усердным слугой Амона, однако в отличие от Тотмеса он не был исполнен ненависти и горячего рвения презирать все, что не подчиняется Амону. Для Тотмеса Небунеф был кем-то вроде захватчика, который прокрался к высокой должности, хотя не имел на нее права.

Третьим жрецом уже несколько лет служил молодой, сообразительный и несколько непроницаемый Бекенхонс, который всю жизнь отдал храму и которого еще со времен, когда он был юным неофитом, называли Беки. Не обуреваемый гордыней, подобно Тотмесу, третий жрец не слыл и любимцем царя. За все, чего он достиг, Бекенхонс мог благодарить только свои ум и старание. Он никогда не высовывался, но никогда и не отсиживался в тени, если право и долг требовали от него решительных действий. Беки жил еще у своих родителей — незнатных, скромных людей, которым он выстроил красивый дом. Небунеф хорошо ладил с ним, но дорогу к сердцу Беки он не нашел, как и Тотмес, который безуспешно пытался затащить молодого жреца в свой круг. Так каждый из трех жрецов Амона стоял сам по себе, но вместе они распоряжались целой армией жрецов и помощников, занятых в храмовой службе, в управлении и культовых службах. В их подчинении находились также певцы, музыканты и много храмовых рабов, занятых грязной работой. Каждый день верховный жрец Небунеф с помощником просматривали самые важные бумаги. Приходили новости о широко разбросанных по стране имениях храма, которые занимались разведением крупного рогатого скота, коней, свиноводством, птицеводством, а также выращиванием овощей, зерна, льна и многим другим. Эти доклады приходили почти из всех областей Верхнего и Нижнего Египта, потому что Амон был, как и прежде, самым могучим и самым богатым богом страны.

Конечно, в первую очередь прочитывались царские послания. Их писец должен был вручать самому верховному жрецу, который вставал, кланялся, целовал печать, чтобы потом, стоя, прочитать, что пишет Богоподобный повелитель.

В это утро в Фивы прибыло траурное послание, которое побудило Небунефа пригласить принцессу Мерит, второго и третьего жрецов и первого архитектора Пиайя.

Солнечная ладья Ра высоко поднялась над горизонтом, она посылала луч за лучом на большое озеро, золотила деревья, кусты и илистый берег своим сиянием. Яркие блики играли на серебряных трубах царской охраны, которые возвестили о пробуждении тем, кто видел сны в белых льняных шатрах с развевавшимися над ними цветными флагами.

Благой Бог любил свободную жизнь в легких шатрах на воздухе, любил эти прохладные утренние часы, когда трубы возвещали о новом дне охоты, на которой его ожидали развлечения, а не трудные обязанности. В особой палатке сыну Солнца была приготовлена ванна. Там же ждал его цирюльник, потому что фараон, как и все его подданные-мужчины, чувствовал себя хорошо только тогда, когда был чисто выбрит с ног до головы. Конечно, тысячи лет назад египетский царь носил бороду, но его преемники во время торжественных церемоний бороды себе привязывали.

Царский цирюльник являлся одним из избранных, кому позволялось прикасаться к Благому Богу, и эта высокая и почетная должность сделала его богатым и уважаемым человеком. Гори имел титул Друга царя, обладал цветущей фермой по выращиванию крупного рогатого скота, которая снабжала жертвенными животными храм Пта, и мог, благодаря своему непосредственному контакту с царем, многое знать и на многое оказывать влияние. Должность цирюльника являлась для него лишь побочной деятельностью. Он был кем-то вроде доверенного камердинера, который выполнял некоторые деликатные поручения царя. Ему не позволялось первым обращаться к сыну Солнца, но это было для Гори малой заботой, потому что по утрам Рамзес любил короткую и веселую беседу и с удовольствием сам задавал вопросы и выслушивал придворные сплетни.

У Гори не было ни гарема, ни супруги — вместо этого его дом наполняли рослые рабы с томными глазами, из которых он выбирал себе любимцев и обращался с ними скорее как с сыновьями, чем как со слугами. Царь, конечно, знал об этом и часто забавлялся тем, что пытался навязать цирюльнику красивую рабыню. Так как от царского подарка нельзя было ни отказаться, ни обменять его, ни передарить кому-либо другому, это существо привносило в дом Гори беспокойство и смущение. Низкие создания соблазняли молодых рабов, и некоторые из них становились упрямыми и своевольными, испробовав то, что нравилось им больше, чем ласки господина. Гори, конечно, завуалированно жаловался фараону, однако Рамзес делал вид, как будто не понимает страданий несчастного мужеложца.

Так было и сегодня. Царь принял теплую ванну, один из его слуг, обладавших «ловкой рукой», втер ароматное масло в его кожу и приятно пощипал ему мускулы. Затем пришел Гори с остро наточенной бритвой и искусно и быстро удалил волосы на лице, под мышками и в паху.

Рамзес заставил его некоторое время работать молча, а потом закинул удочку:

— Во время последнего праздника я отослал к тебе в дом чрезвычайно красивую рабыню, и я надеюсь, что на этот раз наконец угодил твоему взыскательному вкусу. Ты ею доволен? Хороша ли она в постели?

Гори как раз собирался укоротить длину волос на голове царя на ширину мизинца. Ножницы выпали у него из рук.

— Доволен, Богоподобный. Но ты же знаешь, что женщины, молодые они или старые, красивые или безобразные, создают сложности. Они капризны, скрытны, упрямы, непокорны и большей частью не способны к тому, чтобы выполнять желания своего господина…