То есть, мне бы больше пришлось по душе, окажись это и правда незнакомец.

— Это становится хорошей традицией, — довольно промурлыкал мне на ухо Иванов и слегка сжал ладони, обхватившие мою талию ещё в момент падения. Хотелось бы демонстративно холодным тоном высказать ему, что не обязательно так крепко меня держать и я вполне в состоянии и сама стоять на ногах, но вмиг задрожавшие от волнения коленки не вселяли уверенности в собственные силы.

Не поднимая от пола взгляд, чтобы ненароком не встретиться с ним глазами, я попыталась аккуратно выбраться из объятий, наверняка очень двусмысленно выглядящих со стороны. Оставалось надеяться, что сейчас в коридоре не окажется никого из заядлых школьных сплетниц.

Ладонь, до этого вцепившаяся в руку Максима чуть выше локтя, медленно проскользнула до плеча и беспомощно съехала вниз по отчётливо проступающим сквозь рубашку очертаниям бицепса, показавшегося каким-то необъятным и оттого очень соблазнительным. Мои неуверенные движения были похожи скорее на боязливое поглаживание, чем на способ оттолкнуть его от себя, но останавливаться совсем не хотелось. На периферии затуманенного восторгом разума вовсю орала сирена, предупреждающая о надвигающейся опасности, а я уже почти обмякла в крепких объятиях и смирилась с тем, что снова повела себя как влюблённая дурочка.

Не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы всё же сделать робкий шаг назад, но он тут же беспрекословно убрал руки, позволяя сполна ощутить неловкость, стыд и новую обиду, уютно пристроившуюся на скамейке рядом со всеми прошлыми.

— Не вижу в этой традиции ничего хорошего, — сказала я, усердно отряхивая юбку от пыли. Представляю, как нелепо и глупо это выглядело со стороны, но посмотреть ему в лицо казалось подобно смерти. Тем более, когда я до сих пор пылала от смущения, не успев до конца избавиться от настойчивых мыслей о крепких и сильных руках, в реальности превзошедших все мои прежние смелые фантазии.

— У тебя, кажется, телефон сломался, — как бы между прочим заметил Иванов, и от неожиданности я всё же бросила быстрый взгляд на него, успев заметить только улыбку Чеширского кота на его губах. — Может быть, подарить тебе новый?

— Решил поиграть в олигарха? Дротики с транквилизатором подари, чтобы можно было от тебя отстреливаться, когда ты снова взбесишься! — моему возмущению не было предела, а он лишь тихо хихикнул после моей пылкой речи, ещё сильнее выводя из себя. То срывается на мелочах, то готов отшучиваться в ответ на оскорбления; то держится учтиво-отстранённо, ограничиваясь шаблонными фразами, то не даёт прохода. Человек-неожиданность. Человек-загадка.

Загадка, разгадывать которую становится слишком больно.

— Вредная ты до безобразия, — с тяжёлым вдохом заметил Иванов, спровоцировав новую бурю негодования, зарождающуюся жгучим теплом в районе солнечного сплетения. Не знаю, что именно в выражении моего лица показалось ему настолько забавным, но спустя пару мгновений он уже звонко смеялся. Так искренне, до мурашек и терпкого восторга, которым я почти захлёбывалась.

— Да что ты вообще ко мне привязался? — прошептала я, пока внутренний голос приказывал мне немедленно перестать на него смотреть, как можно скорее отвернуться или вообще сбежать куда-нибудь. Ведь я хотела просто забыть его, правда, очень хотела.

— Не моя вина, что ты не можешь пройти мимо меня в пустом коридоре, — его пальцы дразняще-невесомыми прикосновениями пробежались по животу и уверенно легли в изгиб талии, остановив мой внезапный порыв уйти. Мне показалось, что время замедлилось, растеклось вокруг вязкой жижей, сквозь которую можно было услышать, как он коротко и шумно выдохнул, опалив горячим воздухом мой затылок, и прочувствовать, как яростно, на разрыв пульсируют вены под кожей.

— Это ты… не даёшь мне… пройти, — кровь так гулко стучала в висках, что я не могла разобрать, кричу или шепчу это, с ощущением завораживающей неотвратимости ожидая продолжения. Его дыхание медленно перемещалось от затылка к шее, а мне было страшно просто пошевелиться, страшно не сдержаться и застонать. Прежде не знакомое с настолько чувственными прикосновениями тело мгновенно отзывалось каким-то ненормальным, безумным возбуждением.

— Может быть, это судьба нас сводит? — обволакивающий тихий голос вплетался в поток бессвязных мыслей, перетягивая всё внимание на себя, разлетаясь по закоулкам сознания острым и настойчивым эхо. Всё происходящее настолько пугало, что перед глазами всё поплыло, а ноги начали подгибаться. Благо Максим продолжал слишком беззастенчиво обнимать меня за талию и прижимался к спине, словно заранее приготовившись ловить в момент обморока, им же и спровоцированного.

Я понятия не имела, что делать дальше. Застыла каменным изваянием и дрожала в горячке, судорожно хватая ртом раскалённый воздух.

— Полина? — он тихонько позвал меня, рвано и быстро дыша в макушку. И понятно было, отчего меня так трясёт, а что с ним-то происходит?

Осознание того, что я стояла зажмурившись, пришло только с прозвучавшим звонком. Холодный свет коридорных ламп неприятно полоснул по глазам, а звонкая трель показалась похожей на набат.

Конечно, можно было найти хоть какие-то слова, от издёвки или шутки до картонно-избитого «ну, мне пора». Но вместо этого я решила продолжить марафон истеричных поступков и, закусив губу, помчалась в свой кабинет.

Что такое стыд?

Обыденная негативная эмоция, заставляющая краснеть и грызть себя изнутри, отдаваясь на волю чувства вины и усердствующей в наказаниях совести.

Кипящий кисель, медленно льющийся на голову и обтягивающий тело невыносимо жгучей плёнкой. Заевшая пластинка самобичевания в голове. Обкусанные до крови губы и скрученный в узел живот. Желание вылезти из собственной тесной оболочки.

Мне было стыдно перед собой за очередной ворох нарушенных обещаний. Стыдно за то, что замирала, застывала, забывала обо всём и не могла противиться своим чувствам, стоило лишь оказаться рядом с Максимом, один лишь запах которого действовал на меня как нервно-паралитический яд. Стыдно за молчание, когда нужно было говорить, и за побег, когда стоило остаться. Стыдно вообще за всю себя, от трясущихся рук до неприятного влажного пятна возбуждения между ногами.

Самое время произносить клятвы, нарушить которые придётся во время следующего же неожиданного столкновения в коридоре.

Я сидела как на иголках, стоило начаться перемене. Испуганно сжимала ручку до треска в тонком пластике, когда чей-то силуэт виднелся в дверном проёме. Задыхалась, заслышав вибрацию на телефоне, и при этом люто ненавидела все приходящие рекламные сообщения. Я очень боялась увидеть Иванова, но с ещё большей силой и каким-то по-настоящему мазохистским нетерпением хотела новой встречи с ним, уже не пытаясь предугадать его будущие поступки или подвергнуть доскональному анализу прошлые. Я прочно увязла в наших странных взаимоотношениях и проваливалась в их болото глубже после каждого отчаянного рывка в надежде выбраться наружу.