Часы на белой каминной полке, подаренные дорогому мужу не менее дорогой тетей Эми в ознаменование двадцати пяти лет безупречного служения в церкви Святого Станислава (Верхний Норвуд), отзвонили одиннадцать часов. На этой неделе Дороти избрала для них мелодию «Вестминстерский набат». На следующей неделе она сменит ее на «Восемь колоколов». На Великий пост часы переведет в режим молчания, отмечая тем самым период покаяния и воздержанности.

Дороти поднялась, все еще ощущая легкое головокружение. Если она не поторопится, опоздает к началу церковной службы, чем привлечет общее внимание. Привлекать к себе внимание – вульгарно. Это означало быть недостойной дочерью своей матери, но не отца, как подсознательно отметила она. И на это имелись особые причины.

В Евангелии крайне уместно говорилось о вере и силе молитвы. Они способны были передвигать горы с такой же легкостью, как она, Дороти, поднимала с плиты сковородку. Вера могла превратить звонок незнакомца в нечто захватывающее и запоминающееся. Ей подвластно очень многое, но даже она не в состоянии обратить время вспять, сделать Дороти иной, а не пожилой женщиной тридцати восьми лет, если только, конечно, она не может превратить ее в молодую женщину того же возраста. «Нет, даже вере, – подумала внезапно задрожавшая мисс Кэппер, – не дозволено проделывать ничего подобного». Рука Дороти скользнула по ее мышиного оттенка волосам под полями купленной в прошлом году соломенной шляпки.

Она ощутила прилив надежды, увидев, как викарий поднимается на кафедру, и это чувство разделяли с ней почти все женщины из их прихода. «Возможно, – подумала она, – сегодня он даст мне столь необходимую подсказку».

Викарий подался вперед и объявил, какой из текстов выбрал на сегодня.

– Евангелие от Святого Луки. Глава двенадцатая, стих двадцатый, – сказал он.

Сестры Кэмпион (женщины-близнецы, каждой из которых уже исполнилось 57 лет), сидевшие на скамье позади мисс Кэппер, принялись лихорадочно листать свои Библии, стараясь отыскать указанный текст прежде, чем викарий прочтет его. Они поступали так каждое воскресенье, и каждый раз священник опережал их.

– «Бог сказал ему: безумный! – громогласно провозгласил он. – В сию ночь душу твою возьмут у тебя…»

Мисс Кэппер вздохнула. «Начало не слишком многообещающее, – мелькнула мысль. – Если на то пошло, текст даже звучит грубовато». Но она все равно приготовилась слушать дальше.

Викарий сделал свою проповедь серией глухих словесных ударов.

Бум! Бум! Бум! Топот ног по лестнице. Медленный топот. Почему же они двигаются так медленно? Потому что несут гроб. (Эти слова, удивительно, никому из слушателей не показались странными.) Чей гроб? Твой гроб, мой дражайший друг…

«В самом расцвете сил мы уже в руце смертной… Кому из нас ведомо, когда приидет его последний час?»

Проповедь походила на чтение пьесы «Гамлет», где тоже повсеместно встречаются цитаты.

Становилось очевидным, что в большинстве своем члены конгрегации не получали радости от слов викария. Женщины, в большинстве бедные, одинокие и не очень молодые, не имели ничего, чем могли бы дорожить, кроме своих жизней. Другим людям доступны слава, деньги – или, по крайней мере, они еще надеются заполучить их. Такие могут позволить себе немного расточительности. Когда же все, что у тебя есть, – это твоя жизнь, ты начинаешь ценить ее особенно высоко. Вот, очевидно, по какой причине даже самые добродетельные из нас, те, кто считает, что не должны пользоваться никакими мирскими благами, тем не менее не склонны расставаться с жизнью. Как единственный ребенок может быть уродом или слабоумным, но все равно оставаться дорогим для своей матери, так и самая нищенская жизнь бесценна для своего обладателя. Мысли мисс Кэппер были скудны, как пироги военного времени, и она нарезала их экономно тонкими ломтиками, чтобы растянуть удовольствие подольше.

Между тем преподобный Клифтон Брис так увлекся своей проповедью, что перегнулся через край кафедры дальше, чем нужно было бы, заставив одного из мальчуганов в зале затаить дыхание в возбужденном ожидании, что священник свалится вниз и, возможно, свернет себе шею. Но даже наиболее пылкие викарии редко доставляют пастве удовольствие от подобного зрелища.

– Этот стук в дверь, – экзальтированно вещал викарий, – или звук звонка – откуда вам знать наверняка, что это не посланник смерти пришел за вами, возвещая о последнем дне?

В самом деле, откуда? – задалась вопросом мисс Кэппер. Естественно, он не упомянул о таинственном звонке по телефону, но и такая вероятность подразумевалась тоже. Если неизвестный человек на улице мог представлять опасность, то таинственный незнакомец, позвонивший по телефону, чьего лица она даже не видела, был гораздо хуже. И кто такая эта загадочная мисс Карбери? Матушка неизменно предостерегала ее, призывала бояться странных женщин. «Не нужно иметь с ними ничего общего, – говорила она. – Даже если одна из них упадет в обморок на тротуаре или попросит тебя проводить ее домой, ни в коем случае не делай этого. Лучше сразу вызови полицию».

«Смерть у моего порога», – подумала Дороти и чуть сама не лишилась чувств.

Служба подошла к своей триумфальной завершающей стадии, и они все поднялись, чтобы спеть псалом, пока среди них шел сбор пожертвований.

Дороти бросила в ящик обычные шесть пенсов, и вновь ей пришла на ум мисс Карбери. Какое разочарование, что она не смогла получить никакого послания посредством проповеди! Хотя во время молитвы за церковное воинство ей показалось, будто она все же получила его – в виде предупреждения. Но уже мгновением позже Дороти овладели свойственные ей сомнения и растерянность. Незнакомый мужчина позвонил ей, чтобы предостеречь по поводу неизвестной женщины. Но что, если угрозу представлял как раз сам мужчина? Вдруг Джулия Карбери была одной из его жертв и теперь спешила на выручку к Дороти Кэппер? Интересным было то, что Дороти даже не удивилась, как эта бедняжка узнала ее фамилию. Сильные и романтичные эмоции охватили ее. Эта женщина, скорее всего девушка, находилась в опасности из-за некоего зловещего человека с вкрадчивым голосом. Она искала убежища, и именно Дороти выпала возможность либо спасти ее, либо выдать недругу. Все это прекрасно совпадало с тональностью небольших книжек, выпускавшихся хорошо известным религиозным обществом и пользовавшихся популярностью в годы юности мисс Кэппер.

Была еще и песня, вспомнила Дороти, которую викарий пел однажды на вечеринке, устроенной для паствы.

«Все говорят, что жизнь дает свой шанс для каждого, И мне он выпал как-то в ноябре один лишь раз всего. Я получил от жизни дар единственный, но безрассудно упустил его».

Сейчас, конечно, не ноябрь, а апрель, но ритм стихов не нарушался.

Мисс Кэппер окончательно избавилась от помутнения в голове и заметила, как викарий скрылся у себя в ризнице. Она поспешила преклонить колени для последней молитвы. Ей странно было заметить, что внутри церкви ничто не изменилось, хотя она сама ощущала, как претерпела разительную внутреннюю метаморфозу – не была больше робкой Дороти, стремившейся лишь к умиротворению и покою среди враждебного ей мира. Она стала под воинствующие знамена религиозной армии, приготовившись к борьбе с незнакомцем ради женщины, которую никогда прежде не видела, а та, по всей видимости, как раз в этот момент добиралась до ее квартиры.